Начну с того, что всё детство я мечтала о карьере клоуна, такого весёлого балбеса который шастает по арене без каких-либо видимых целей, попросту валяя дурака. С этой целью поступила в цирковую студию, сочиняла всякие курьёзные небылицы веселя подруг. Параллельно с увлечением цирком я с упоением читала всё подряд. Сначал были прочитаны все книжки с картинками, потом просто детские художественные, затем пошли Диккенс, Агата Кристи, Жюль-Верн и Конан-Дойл. Классе в пятом, когда подобные этим книги закончились я добралась до родительского стеллажа. В руки случайно попалась книга в несколько потрёпанном переплёте – Н.М. Амосов «Мысли и сердце». Первая глава начиналась так: «Это морг. Такой безобидный маленький домик стоит в углу институтского сада. Светло. Яркая зелень. Цветы. Кажется, по этой тропинке ходит Красная Шапочка. Нет. Здесь носят трупы.» Начало потрясло, книга впечатлила не меньше. Я перечитала её подряд раз пять. Образ глупого кривляки клоуна навсегда поблек, я ушла из цирковой студии и твёрдо решила стать врачом, желательно хирургом и желательно кардио-… Надо заметить, что моя любовь к чтению сильно мешала учёбе в школе, честно сказать училась я отвратительно и даже твёрдой троечницей назвать меня можно было только с большой натяжкой. Домашние задания делались следующим образом – на столе покоились развёрнутые тетрадь и учебник, ручка зажата в зубах, на коленях очередной томик Жюль-Верна. Наклонив стул назад, так что он стоял на задних ножках я переживала за судьбу героев, заслышав шаги родителей за дверью падала всем телом вперёд грудью на стол. Входившему родителю представлялась полнейшая иллюзия титанического труда. Несколько раз, правда, замешкавшись, я, вместо того, чтобы склониться над столом, падала вместе с любимой книжкой и стулом назад.
Несмотря на мечты, после школы я, разрываясь между медицинским институтом, которого в нашем городе не было, и первой любовью, которая тогда была, выбрала второе и поступила в местное педагогическое училище. Училище оказалось совершенно замечательным местом, которое по качеству обучения могло дать фору любому педагогическому институту, в плане дошкольного воспитания. Там я впервые поняла, что означает слово «учиться», оказалось, что это действие которое обозначает не просто тупое сидение за партой и разглядывание особенностей покраски окружающих стен, но и проявление некоего интереса к обсуждаемой теме, что требует определенных усилий, иногда значительных. Заодно за год я разобралась в своих личных отношениях и уже весной, когда у всех людей юного возраста возникают мечты лирического характера я опять заболела медициной. На этот раз серьёзно. Не могла уснуть по вечерам, корила себя за слабость, что не стала поступать сразу после школы. Казалось что путь туда уже закрыт, время упущено. Я уже ничего не помнила из школьной программы по химии и другим предметам. Перечитывала вновь и вновь книги Амосова и Углова. Однажды гуляя с подругой расплакалась у ворот больницы, увидев через стекло холла ИХ в белых халатах.
Подруга покрутила пальцем у виска. На тот момент меня сильно не устраивало, то что происходило вокруг меня, даже друзья с которыми всегда было весело и хорошо как-то отошли на второй план.
Утром 28 мая я совершенно не хотела идти в училище, совсем… Была адская головная боль – последствие портвейна выпитого с друзьями и ощущение бессмысленности всего.
Мама как обычно пришла будить меня, в голове каждое её слово как удар молотком – бум… бум… бум! Надо как-то остановить… «Мама, я тебе вчера не сказала, я решила - буду в медицинский поступать» Мама обычно очень настойчивая в своих действиях ретировалась моментально. Проснулась я уже в обед, голос отца на кухне, пытаюсь прошмыгнуть в ванну. Он на кухне за столом… Ест суп. Взгляд – металл…
- Говорят ты в институт собралась поступать? - Голос звучит спокойно, даже дружески, но я знаю своего отца, его взгляд…
- Д-да, папа, я так решила.
… быстрее, быстрее в ванну, закрылась, села на табуретке, сердце стучит. Всё… придётся поступать… радостно. Я приняла решение.
Каким-то непостижимым для себя и окружающих образом я умудрилась поступить в этом же году на лечебный факультет, причём совершенно самостоятельно, без всяких знакомств и прочего. На всё про всё, после принятия решения у меня было 1,5 месяца, экзамены начинались 15 июля. Впервые в своей жизни без чьей-либо подсказки я вставала сама по будильнику, читала книги, решала задачи с самого утра до ночи. В итоге перед началом вступительных экзаменов я была практически на грани помешательства. Например наблюдая как сестра достаёт из холодильника пачку маргарина я явственно видела модель молекулы дегидрированного жира, тут же представляла себе все пути их превращения в различные соединения; когда ветер сдувал волосы на лицо, мне казалось что это закрученные в причудливые спирали модели молекул ДНК.
Когда я наконец сдала экзамены и увидела свою фамилию в списке поступивших, то вышла из здания и до вечера тупо бродила по улицам этого хорошего города и улыбалась. Встречные прохожие смотрели встревожено, но мне было всё равно.
Первые три курса я наслаждалась медициной вообще, и даже особо не размышляла какую специальность выбрать. Хирургия отошла на второй план. Мне единственной из группы нравилась гистология. Осенью, в начале третьего курса нас попросили помыть потолки в помещениях куда должна была переехать кафедра философии. Раньше в этих стенах лабораторного корпуса находилась кафедра судебной медицины. С интересом рассматривали с подругой сваленные в углу плакаты с изображениями синих утопленников, висельников с различными странгуляционными бороздами на шее, нашли пачку старых фотографий со вскрытий, фотографию набора для криминального аборта. Было интересно, впечатлило, Очень… Но… представить себя копающейся в трупе…
Не-е…
В этот же период я влюбилась в акушерство, в нём нравилось всё. И то, что роды это физиологический процесс, где врач только помощник, крывшаяся в них тайна. Когда смотришь роды совершенно отчётливо ощущаешь, что вот ОН – человек приходит из другого мира, до первого вздоха он выглядит как настоящий маленький инопланетянин. Он ещё не здесь он - ТАМ, он ещё живёт в том мире, откуда мы все пришли и куда уйдём, но которого мы, в отличие от него, уже не помним. Первый крик – всё! – он наш!, он с нами! Встречайте - Человек пришёл!
6-й курс – кафедра судебной медицины. Первые занятия – преподаватель что-то бубнит, - здоровенный детина в джинсах. Слушаю в пол уха - «Завтра вскрытие, всем иметь хирургические костюмы и колпаки.» Это уже интереснее! Но так… просто посмотреть… Ведь за все шесть лет учёбы мы не были ни на одном вскрытии, даже когда проходили курс патанатомии нам просто показали уже извлечённый органокомплекс и всё.
Вскрытие – всё тот же детина, но в хирургическом костюме, с улыбкой на лице, легко, будто одними пальцами, вскрывает тело сухонькой старушки. Я у стеночки, подальше. Действие… Вот, только что лежала пожилая женщина со скорбно поджатыми губами, на голове платок с синими цветами, платье, чулки. Раздел, режет, пилит, копается в животе, извлекает внутренности, бросает на стол,- «Тэкс, посмотрим!» Смотрим… интересно… А в голове – как? - как так можно? – так просто? – ведь была целая… А теперь – какие-то клочки, почка, печень, мозг… Всё отдельно. Взвешиваем органы, записываем. Санитары зашивают, моют. А вроде ничего, опять целая, чистая. Успокоившись иду в кабинет. Ночью снятся кошмары.
На следующий день обнаруживаю что мне нравятся темы которые мы обсуждаем – огнестрельные ранения, отличия входного и выходного отверстий, борозда на шее при повешении и удавлении. На следующий день самостоятельное вскрытие. Нет, это я не хочу. Девчонки спорят кто будет записывать ход вскрытия. Этим человеком хотят быть все, ведь он не будет вскрывать. Я на всякий случай также проявляю активность в этом направлении.
На следующий день из всей группы приходит четыре человека. Я опоздала, место «писаря» уже занято. Нас трое на один труп, руководит нами девочка ординатор второго года, ей быстро надоедает смотреть как мы топчемся на месте, покидает нас, предупредив, что можем вскрывать хоть до вечера. Труп лежит, время идёт. Медленно начинаем. Самое страшное – первый надрез. Вроде получилось, я пилю череп. Оказывается когда сама делаешь, совсем не страшно. Вскрываю грудную клетку, санитар за соседним столом удовлетворительно крякает - «рука мастера!», мне неловко. Быстро описываем, взвешиваем, режем куски на гистологию. Появляется наша преподаватель. Всплескивает тоненькими ручками: «Ой! Вы уже? Молодцы, думала до вечера будете копаться.»
Следом за ней заходит молодой человек в синем хирургическом костюме, что-то несёт в ладошках, в глазах восторг – «Олеся!! Олесь, смотри ЧТО я тебе принёс!» Олеся всплескивает ручками, прижимает их к груди, пищит – «А-а! Какая прелесть!». Если бы не хирургические костюмы и перчатки, можно было бы подумать, что принёс он как минимум, кольцо с бриллиантом. «Ребята смотрите!!» Смотрим. В ладони зажата россыпь желчных камней, блестят гранями, разной формы, размера, даже цвет у всех разный. Опускаем их в воду, часть плавает, часть опускается на дно. Вот это всё… всё происходящее, ведь это явно неправильно, ненормально, у людей явно не все дома – так умиляться на кучку камней пять минут назад вырезанных из желчного пузыря мертвеца.
Да… всё так… но мне тоже интересно, поэтому я подхожу ближе.
Август - первая неделя интернатуры. Нас четверо – трое девушек и парень. Вскрываем падение с высоты, уже третий труп на сегодня. Друг друга ещё знаем плохо, односложно переговариваемся, настороженно вглядываемся. Труп грузный, руки трясутся, я никак не могу извлечь органокомплекс, хотя диафрагму уже подрезала, спина ноет, руки по локоть в крови. Куратор наблюдает, что-то пишет, смотрит сам, ухмыляется. Зашиваем, моем, - всё! - «Я хочу пива!..» Всеобщий вздох – пива хотят все.
Кто-то заходит, зовут в соседнюю секционную, там привезли жертву маньяка. Заходим – маленькое тело, ребёнок лет 8-9, мягкие ткани коричневого цвета, представляют из себя бесформенную массу, однако кожные покровы сохранены, виден огромный чёрный провал в теменной области – перелом, на спине вырезан крест, на животе разрез от лобка до мечевидного отростка, свисают вздутые петли кишечника, всё покрыто огромным количеством личинок. Глаза… их нет... Смотрим…
Идём пить пиво в ближайшее летнее кафе. Свежий воздух.
Я живу на даче, от железнодорожной станции идти по лесу 40 минут. Раньше дорога доставляла мне удовольствие, сегодня я бегу, мне страшно, причём страшно стало внезапно, когда половина дороги уже была позади. Деревья высокие, выше чем обычно, кружатся, и я вместе с ними. Вот она дача, надо в баню, скорее мыться, надо срочно отмыться от этого… Не могу уснуть, меня морозит, кутаюсь в одеяло, стучу зубами, тупо смотрю в стену, перед глазами ЭТО… Сволочь… Какая сволочь! Глаза не могу закрыть – картина становится ещё более отчётливой. Я не хочу больше!!! Я не хочу быть судмедэкспертом!!! ... Всё-таки засыпаю. Утром всё как в старом чужом сне, я помню свои эмоции, но их больше нет, на душе тихо. Я снова еду учиться. Лес опять как раньше, сквозь резные листья пробивается проснувшееся солнце, мне не страшно.
Больше подобного со мной никогда случалось. Никогда после этого мне не снились ужасы и кошмары связанные с работой. Это как последняя стадия болезни. Все мои простудные заболевания протекают также - если вечером так плохо, что кажется всё – конец, я не смогу больше встать, температура под сорок, голова как чугун, то это означает только одно – утром я уже буду совершенно здорова, останется небольшая слабость. Видимо и тут, хорошо что остро переболела - пожизненный иммунитет.