Как я стал судебно-медицинским экспертом

Тагир Казыханов

Не хочу сказать, что я мечтал стать судебным медиком. Мне нравилось это направление, нет,… не совсем точно выразился: как может нравиться ЭТО?! Скорее завораживало и вселяло небольшой животный страх своей таинственностью и,... наверное, всё – больше я не знал о ней ничего…

В первый раз я увидел труп человека в третьем классе; ощущения были очень тревожные, пограничные с любопытством, с неуверенностью и неопределённостью, зависшей в воздухе. Жёлтое лицо с восковым блеском, гроб, обитый красной, дешёвой материей, через которую проглядывались сучковатые сосновые доски, притягивали мой взгляд, и как бы не позволяли смотреть куда-то ещё… «Почему так странно происходит?…» - траурные, режущие и какие-то не в унисон противно завывающие звуки мятых, не чищенных труб оторвали меня от мыслей… и этот тёплый, осенний ветер с мелкими прослойками холода, приближающегося холода…

- Я знаю, почему она умерла! – с важным и таинственным видом сказал Петя, мой одноклассник. Он считался, как сейчас говорят, продвинутым. Внешне я не подавал вида на его реплики, действия, но в глубине души он вызывал в моём познавательном процессе восхищение, восхищение информированностью и эрудицией.

- Замолчи!!! Дай посмотреть…. Видишь, дяденька плачет…, - мой детский мозг уже быстро адаптировался к гробу с телом несчастной женщины.

Уже не вызывали первобытный интерес удивительные своей простотой и геометрической правильностью черты лица, не поддающееся моему объяснению нарушение объёмности…., и цвет, цвет лица, сбивающий твой обычный ход мысли от реальности. Всё! Врезалось в ТВОЁ пространство, основательно и навсегда!!!

- Она умерла от того, что её дочка домой не шла. Я слышал, тётки болтали… Она несколько раз выходила на балкон, звала её… вот…сердце и не выдержало…, - показал свою холодную осведомлённость Петя.

- Ты не знаешь! Тебе кто сказал? Та тётка, что семечками торгует?….И пожелтела она от злости, да? – сказал, и похолодело в душе. Ко мне порывом ворвалось ощущение того, что СМЕРТЬ тоже это слышит...

«Родители, надо спросить у них – они ведь врачи… Хоть бы папа раньше пришёл, он скажет….обязательно скажет» - в этот день, на удивление себе, я сразу побежал домой.

Отец, кладезь мудрости, внимательно посмотрел на меня и сказал то, что вызвало во мне лёгкий, непонятно откуда истекающий зуд и разочарование, граничащие с капризом:

- Есть много причин, отчего умирает человек. На вопрос «почему?» – люди по сей день спорят….. хочешь знать? Учись, смотри по сторонам, запоминай…..у каждого свой ответ…

Великая вещь – интерес! На нем всё держится, а если ещё дать подпитку в виде фантазии….держись, брат! От содержимого носовых ходов до содержимого атома – только голый интерес… и мне, простому третьекласснику, простой, советской школы теперь жутко интересно,…. всё,…. и особенно человек….

Время шло, шёл и учебный процесс. Появились новые предметы, новые учителя, друзья. Прочитанные книги, интересные и не очень, всегда заставляли меня размышлять, переживать, что всегда, везде и в различных проявлениях присутствует смерть в той либо иной форме – будь то человек, животное, растение, даже вещь – когда она перестаёт работать; и ПОЯСНЯЮЩЕГО ответа я не видел, разве только «жизнь – как способ существования белковых тел…».

Где-то в начале 80-х годов, отец принёс книжицу в мягком переплёте, не могу вспомнить автора…., я её залпом перечитал 3 раза. В этой книге (я даже не помню был ли автор судебным медиком) описывалось несколько ярких случаев, связанных с убийством, был ещё рассказ об эксгумации Лермонтова…, о молодой девушке, сохранившейся потрясающим образом.. Я никогда не жаловался на свою фантазию, поэтому уже несколько раз представлял себя на месте автора: как я делаю движения руками, хмурю брови, уверенно хожу, делаю какие-то замечания, записи… Я даже стал очень внимательно присматриваться к своим кистям, смогут ли они сделать ЭТО??? Потом была экскурсия на кафедру анатомии человека, организованная для всего класса моим отцом. Очень яркие впечатления оставил мумифицированный, а может и забальзамированный (тогда я не различал смысл этих слов) труп мужчины. Экскурсовод поведал легенду о стороже - отшельнике, завещавшем своё тело анатомии. Красиво… всё красиво… Как, и кем это сделано?

После поступления в медицинский эти яркие ощущения плавно куда-то погрузились и несколько притупились - специфика весёлой, студенческой жизни доминировала над размышлениями о смерти.

Итак, первый труп… Да, первый, к которому Я, самостоятельно прикоснулся, почувствовал его через свои руки! «Это не первый, ты ведь видел трупы», - резко кольнула твоя же, появившаяся откуда-то со стороны мозжечка, издёвка. Это сейчас, по прошествии многих лет, могу объяснить, что был первый судебный труп - висельник..., замёрзший ребёнок..., расчленённая беременная..., твой родственник, ...друг – и все они будут первыми… «Я не хочу больше первых!»

- Итак, задача: вы - ребята крепкие, поэтому нужно распилить его, распилить пополам вот по этим отросткам. Не бойтесь, ничего с ним не случится. Уверенно и аккуратно, трупы сейчас дефицит, а учиться всем надо! – доцент кафедры анатомии человека пальцем, без перчаток, провёл по остистым отросткам мокрого, серовато-коричневого формалинового трупа.

Я, вчерашний школьник, воспитанный на сострадании к ближнему и политике КПСС, испытал лёгкий шок: «как это называется? – неужели цинизм?» Я не стал смотреть в глаза своим новым друзьям, мы молча принялись за дело… Где-то через 15–20 минут у нас появилась та, сказанная доцентом уверенность: в виде колких шуток в адрес друг друга, своевременных советов и подстраховки от соскальзывания несчастного трупа из под анатомической ножовки…было также прислушивание к новым, неприятным звукам, ощупывание жирных опилок и жадное рассматривание всего нового и в то же время известного до боли человеческого тела…; через тяжёлое, прерывистое, собственное сопение и подглядывание уже на распиленную голову, на разделённые глаза….. Вот оно – началось…

Прошло несколько лет учёбы, армия, продолжение учебного процесса. Перед службой в СА во мне стойко держалась мысль о военной хирургии: государственное обеспечение, необычный опыт, эта форма, не с такими как у всех военных петлицами, зарплата – больше чем у обычного врача, короче – романтика! Но время, в виде долга перед Родиной, напрочь стёрло во мне это желание.

Я не хочу плохо высказываться в адрес военных медиков, но так получилось, что за два года службы мне не встретился ни один, с кого бы я мог взять хоть чуточку профессионального опыта, не обязательно медицинского, хотя бы простого, человеческого… Ханжество, стукачество в виде доклада по форме, вечное стремление побыстрее покинуть очередное место службы, обильная и в тоже время прижимистая пьянка, наплевательское отношение к изголодавшемуся и вонючему солдату – всё это значительно преобладало над позитивным и аккумулировало в моем сознании значимость лицемерия, желания не слышать и не видеть происходящего….

Эти люди не были моральными уродами, только я никак не мог понять, почему они себя такими выставляют: важность, граничащая с придурковатостью. Но всё это не вызывало во мне брезгливости и чистоплюйства, а даже наоборот, как-то забавляло и вселяло чувство спокойствия и уверенности. Припоминается следующий случай, обычный своей простотой и банальностью и в то же время яркий, запоминающийся и, может быть, ужасный….

…Хырдалан, ракетная часть, июль 1987 год… начинаешь ненавидеть эту жару, которая спрягает, развращает и искажает все звуки, посторонние шорохи и отдалённые реплики солдат. Быть дневальным по роте в это время – несчастье, лучше в караул… Старый вентилятор, с отеческой любезностью предоставленный комбатом, как китайская пытка - лишь перегонял жаркий и влажный воздух. «Надо представить, что ты в бане, а жар…, …да-а-а..., да… голая баба веником раздувает…, не важно, какая – лишь бы голая, та, что притягивает…», - как-то пытаешься разнообразить себя. Какой-то новый, резкий звук прервал потливо-слащавые мысли! «Наверно пустой оружейный шкаф упал, надо же, до чего необычный звук!» - в голове начались прокручиваться все известные звуковые комбинации.

- Чего стоишь…, звони скорей в дежурку…, Серёга в оружейке застрелился!!! – с перекошенным лицом закричал один из заступающих в караул.

«Надо посмотреть, помочь…», - пролетело в голове, после совершения всех необходимых инструкций. То, что я увидел, не испугало и не удивило меня, лишь на подсознательном уровне появился необычный, едва уловимый фоновый звук, переходящий в лёгкий, ненавязчивый свист. «Неужели эхо от выстрела? И сколько времени прошло? Так, пока очнулся, дозвонился, три метра до оружейки, секунд 40, максимум минута.» - размышлял я быстро, одновременно осматривая лежавшего на полу сослуживца. Серёга, крупный сибирский парень, пытался корчиться от боли, тем самым усиливая её, он не мог не только крикнуть, а даже пошевелить губами. Так, так, так… дышит плохо, но лицо розовое, голова цела – крови нет… а, вот она: грязно-багровое пятно на глазах увеличивалось на животе, чуть выше солдатского ремня, а вот и дырка с чёрными краями. В этот момент Сергей начал как-то смягчать и шептать что-то сухими губами.

- В медсанчасти УАЗик не работает, ты же медик…. Что делать!!! – кто-то выкрикнул за моей спиной.

- За казармой ЗИЛок – ассенизатор, давай его сюда!!! – выкрикнул я куда-то в пространство.

Время всё идёт: пока плавно подняли на руки, пока вынесли на улицу, пока прибежали офицеры и на перебой начали отдавать, как им казалось, правильные указания и, наконец, когда приехал ассенизатор, Серёгино лицо стало серым и он потерял сознание. Мне пришлось со страшным лицом, напрочь забыв про субординацию и Устав, послать по матери близстоящих офицеров, которые подняли в мой адрес свой гнусный и неоправданный ор в плане того, что я не дождался начмеда или его зама…, почему на ассенизаторе, а не на санитарной машине..., надо сделать перевязку..., обработать зелёнкой и т.д. Бедный Серёга – положили мы его возле цистерны, на выступ, куда ещё ассенизаторский рукав засовывают.

- А куда везти-то его? – вольнонаемный водитель – азербайджанец был растерян, но готов ехать куда скажут.

- На КПП!!! – принял я весьма ответственное решение. «Всё равно те, кому нужно, уже знают – что-то предпримут, санитарная машина не работает, да и медсанчасть в другой стороне, а так есть шанс…» - подумал я на самый скверный случай.

…На КПП уже стоял бортовой ГАЗ-66. Пока перекладывали на борт, молодой лейтенант медицинской службы устроил нечто похожее на экстренный консилиум:

- Товарищ солдат! Вы же медик? Мне правильно сказали? Что сделали?

- Ничего не сделал, только привёз! У него пулевое в живот: повреждён желудок. Солнечное сплетение и позвоночник вроде целые! Зря конечно сказал, потому что не понравилось это военному врачу, нет, не суть, а то, кто сказал - вот что раздражало его.

- Откуда знаешь, ты, третьекурсник-неудачник? У тебя даже справки нет!! Хирурги на операционном столе и те ошибаются!! – скепсис и превосходство задали мне вопрос.

- Очень просто, товарищ лейтенант: когда его перекладывали, из выходного отверстия, со спины, куски варёного лука и вермишели выпали – их нам на обед сегодня давали. Он ногами брыкался…, а если бы в солнышко попало, так давно бы уже…. – ответил я как можно проще – не скажешь ведь «Иди, анатомию учи»….

Дальше лейтенант сделал ему обезболивающее, надели кислородную маску и благополучно довезли до госпиталя. Там парню ушили желудок, удалили часть поджелудочной и в последующем был благополучно комиссован домой….

После этого случая мне расхотелось быть военным врачом…. «…Через год ты получишь диплом врача. Кем ты себя видишь?" – этот вопрос последний год учёбы не давал мне покоя. Я был кружковцем в студенческом научном обществе по детской хирургии и по судебной медицине. Итак, судебка или хирургия…? Разумом и душой был ближе к лечебному процессу, да и была небольшая, но обнадёживающая перспектива по детской урологии! Педиатрический факультет… на курсе нас училось, если память не изменяет, около 150 человек. Набор в субординатуру по детской хирургии ограничен, не более восьми человек, а хирургами хотят стать, по крайней мере, 50 претендентов!!! Не буду утаивать, но без помощи отца – Заслуженного врача, не видать было мне моей такой близкой и полюбившейся хирургии!

Врачебная практика и короткие каникулы пролетели незаметно. И вот, наконец-то, в первый день последнего учебного года, я сижу в учебной комнате кафедры детской хирургии, с трепетом и вожделением рассматриваю фотографии знаменитых хирургов, деловой беспорядок, свойственный лишь обитателям тех профессий, которым катастрофически не хватало времени, и столы… они были потёртые, но аккуратные и чистые. Читатель, который не понаслышке знаком с учебным процессом в очных заведениях, поймёт меня: чем скучнее предмет, тем веселее и разнообразнее надписи на столах, торцах, стульях… Мои приятные мысли прервал вопрос:

- А как Ваша фамилия? Что-то я не вижу её в списках! – милейшая пожилая женщина – детский хирург с добрыми глазами с этого момента стала, как-то холодеть и всё напряженнее смотреть на меня.

- Наверно что-то в деканате перепутали! – уверенно ответил я. - Пойду, узнаю!

Проходя мимо преподавательского стола, я краем глаза, но отчётливо увидел свою перечёркнутую в списках фамилию. «Бабушка-хирург…. Божий одуванчик… ага… с добрыми глазами – врёт, врёт, врёт», - почувствовал я внутреннюю слабость, унижение, смешанную с агрессией. «Почему она так сказала? Почему вообще так вышло?» - вертелось у меня в голове. Ответ я узнал позже; моё место занял другой, его отец был главным врачом Республиканской больницы, как говорится, блатнее, чем мы. Я тоже…, для кого – то..., такой же…

Отец чувствовал моё состояние, пытался вселить оптимизм в выборе специальности и действительно, были предложения пойти на кафедру судебной медицины, стать ЛОР-врачом, окулистом, ещё что-то – уже не помню. Потому что не было интереса, мозг уже не воспринимал ничего, кроме одного…. "Надо пойти туда, где как врача тебя не будут воспринимать, чтоб никто не имел на тебя влияния – наоборот, ТЫ влиял на них, в социальном плане не особо значим, но весьма влиятельным и может даже опасным с теневой стороны; врачи должны бояться тебя, твоих знаний, того, что ты видишь; тебя будут любить и ненавидеть. Итак, решено – судебная медицина!"

Единственным человеком, кто не отговаривал меня от принятого решения, была теща! Парадокс! Еще бы, один типаж чего стоит! Не буду описывать, у каждого своя фантазия. Просто расскажу маленький эпизод, уже после распределения.

…Чопорно – чистые полы Министерства Здравоохранения как в зале Большого Театра передавали акустику торжественности и величия; упругие женские голени со звонкими туфлями издавали дятлообразные звуки, я специально отвернулся к окну и слушал, сопоставляя тональность и частоту цоконья, с весом и должностью проходившей. Непонятно откуда внезапно появилась женщина. Чем-то она мне напоминала гордую вдову белогвардейского генерала и каждый раз, когда видел её, не мог запомнить прическу: обаятельная неухоженность волос сбивала с толку – она была заведующей кафедрой акушерства и гинекологии.

- Здравствуйте, здравствуйте! – мягким и негромким голосом она приветствовала моего отца.

Я слегка приблизился к ней, с целью лучше разглядеть её правильную форму головы, волосы, эмоциональные морщинки на лице, но она, разгадав мои намерения, опередила меня; элегантно выставив передо мной чистую, белокожую кисть, спросила:

- Это Ваш сын? Какой высокий интересный молодой человек! – теперь уже она начала пристально разглядывать меня. «Вот лиса! Нет, Багира из Маугли. Как она умело и красиво держит ситуацию» - подумал я.

- Вот, хотим стать судебно–медицинским экспертом. – ответил отец, бросив на меня взгляд.

- Да Вы что! Ни в коем случае! Вы должны своим авторитетом, опытом убедить отказаться от этой затеи! - чем дальше она говорила, тем больше у меня закреплялось желание в своем выборе.

Мой мозг перестал воспринимать темпераментный монолог этой милой женщины, до меня лишь доносились отрывки фраз, что-то вроде маленькой зарплаты, низкого социального положения, авторитета, медицинской деградации, алкоголизма….

«Успокойся, её все уважают, любят, она – несомненно, превосходный специалист, но это говорит человек, который видит медицину как источник денежных средств. Ты сам скоро станешь таким; вспомни, твоё стремление и любовь…», - размышлял я с полуоткрытым ртом, тупо уставившись в дамскую сумочку профессорши.

- А самое главное - запах!!! Люди будут чувствовать его! Как он с женой будет спать? – продолжала она. - То ли дело реанимация! Почёт, уважение…. Возвращаешь к жизни… А главное, между нами: дают гостинцы и возможность левого заработка! Вы понимаете, о чем я говорю! Голодным не будет! - речь была всё жарче и эмоциональнее; при этом её руки были спокойные, а поочерёдные веерообразные жесты кистями выбрасывались лишь в конце фраз.

Я не дал продолжить тему; как бы между прочим склонился ближе к её лицу, начал демонстративно принюхиваться и, без всякого стыда, даже не прибегая к наглости, сказал следующее:

- В реанимации гов-а гораздо больше: и натурально-человеческого, и морально-человеческого. Ср-т и пер--т тебе во след. Хорошо если по матери пошлют, а могут и облевать, или покалечить, сославшись на тяжесть состояния. А как там поте–еють... все… ужос на..!

Сказал, и так легко стало! Благо диплом и распределение уже прошел… Да-а, вот так бывает: краски фантазий и желаний губят несчастную серость жизни…

- Эгей, как дела, судебная медицинская экспертиза?

- Радуемся жизни!!! Мы, видящие и смотрящие по нескольку раз в день... ГОРЕ...

19 сентября 2007 года.