Простите нас, Михаил Сергеевич!

Анатолий Семячков

В третье воскресенье июня 1986 года
на берегу реки Пышма под Тюменью
произошло событие, эпохальность которого
я оценил только сейчас - 20 лет спустя.
Юбилей, однако!
Автор

Почему рухнула горбачёвская перестройка? Вы не зна…е…те…!? Так вот, слушайте!

1985 год. Советский Союз прильнул к телевизорам и радиоприёмникам: красноречие нового генсека завораживало огромную страну. Растрескавшаяся от засушливого коммунистического единообразия народная почва жадно впитывала живительную влагу демократических ценностей. Так получилось, что первым реальным действом молодой власти стала борьба с пьянством¹. Большевистская партия ещё не была «заговорена» Михаилом Сергеевичем настолько, чтобы утратить свои революционные традиции. После огромных достижений (индустриализация, победа в войне, покорение целины и космоса, создание нефтегазового комплекса) тотальное отрезвление нации казалось сущим пустяком. И работа по реализации «сухого» закона закипела. Лекторы партии и общества «Знание», домов санитарного просвещения и наркологических диспансеров выплеснули на очумевший от водки народ мощную антиалкогольную чернуху. Телевизионные камеры «наезжали» на километровые очереди, круглосуточно бушевавшие у винных магазинов, которым была разрешена только послеобеденная торговля «по две бутылки в одни руки». Газеты гневно осуждали изготовителей «буряковки» и «карамелевки», у которых участковые милиционеры без устали изымали самогонные аппараты. В морги стали набегать толпы просвещённых экскурсантов для «посмотреть на алкогольный цирроз печени».

Судебные медики разводили руками: циррозов не было. Наши алкаши и здесь были впереди планеты всей. Гибли, не дожидаясь медленно развивающегося цирроза, от банальной передозировки или «удачных» алкозаменителей (метиловый спирт, тормозная жидкость, дихлорэтан и пр.). В качестве положительного пиара² широко рекламировались безалкогольные комсомольские свадьбы с самоварами на столах, здоровый образ жизни, столетние горцы, покаяния спохватившихся алкоголиков.

Но сверхзадачей партийной пропаганды была организация повсеместной поддержки «верхнего» почина. Самой масштабной и, якобы, народной инициативой оказалось Всесоюзное добровольное общество борьбы за трезвость, учреждённое осенью в Москве. Мгновенно были сформированы руководящие органы общества всех уровней - от Центрального совета до районных. За 15 месяцев на местах было создано 400 тысяч первичных ячеек, в которых боролось 13,5 миллионов³ «добровольцев».

Пришлось организовывать ячейку и нашему судебно-медицинскому учреждению. Первое же общее собрание коллектива, уже зомбированного средствами массовой информации в нужном направлении, отнеслось к предложению администрации с пониманием и избрало оргкомитет, назначивший председателем меня. Вдохновлённый доверием, я засучил рукава. Кропотливое воспитывание и уговаривание – не моя стезя. Поэтому рекрутирование в светлое будущее свелось к поголовному сбору письменных заявлений от жаждущих трезвости. Я задался целью охватить всех без исключения. Думаю, что в это время такие же «обезбашенные» трудоголики как я, но в винодельческих районах СССР, с упорством, достойным лучшего применения, корчевали виноградники. И партии пришлось потом долго открещиваться от этих безумцев как проявивших местечковую и не согласованную с ней инициативу. Пощады от меня не было никому – ни молоденьким медрегистраторшам, еще не вкушавшим поганого зелья, ни беременным, ни вновь поступающим на работу, ни совместителям, отбивавшимся справками «о вступлении» с основного места работы. Тогда Тюменская область была ещё большой - до Ледовитого океана. И, чтобы межрайонные отделения не погрязли в пьянстве, пришлось подключить административный ресурс. В ответ на мои грозные телефонограммы авиапочта приносила пачки заявлений от заблудшей судебно-медицинской паствы. Время шло. Партийная организация облздравотдела «деликатно» торопила нас с успешным отчётом на заданную тему. Но желанный показатель портил никогда не пивший («Болен что ли?») электрик Слава. Он никак не мог взять в толк: «Зачем трезвеннику вступать в общество трезвости?». В силу несознательного простонародного происхождения мои силовые аргументы просто игнорировал.

Пытаясь подобрать к нему индивидуальный ключик, я вспомнил свою детскую карьеру – командир октябрятской звёздочки, пионерского звена, отряда, дружины, бригадир объединённой производственно-ученической бригады городских школ, трудившейся на кукурузных полях Кубани. Накомандовался так, что общественная работа стала ненавистным аллергеном. В комсомол меня затащили уже силком, даже без письменного заявления. В эту пору меня окружил своим лестным вниманием недавно пришедший в школу учитель истории и обществоведения. Ненавязчиво, мягко, не педалируя, он стал агитировать меня за вступление в кандидаты в члены КПСС⁴. Длительные задушевные послеурочные беседы сопровождались многочисленными яркими историческими примерами. Это был высокообразованный эрудированный партиец, подкупавший открытостью и откровенностью. Я рискнул спросить о новочеркасских событиях⁵, о которых в том году шепталась вся страна. Умный пропагандист не смутился и после минутного молчания ответил обезоруживающе: «Потому и возникают такие события, что в партию прокралось немало карьеристов, провоцирующих своими неумными действиями народ на подобные выступления. Партии нужны принципиальные и честные коммунисты». Под таковым, естественно, разумелся и я. Возразить против столь возвышающего меня обмана было нечего. Зелёный юнец устоял перед опытным соблазнителем, так как понимал, что партия – организация серьёзная и не потерпит моего свободомыслия. А зря противился. Судьба могла взметнуться!... Партийная карьера, как улещал наставник, тесно сливается со служебной. К перестройке дослужился бы до «дуректора» завода и успешно приватизировал бы его по «чубайсовской» схеме в свою пользу. И ездил бы сейчас не на «жигулёвской» шестёрке, а на Новый год в Египет…

Это я к чему?.. Да! Вспомнил про духовного пастыря, искусно манившего меня к перспективному партийному горизонту, так как решил повторить маневр учителя с отщепенцем Славой. Втянул электрика в разговор о спивающемся поколении, безнадзорных детях, страдающих от этого семьях и производстве. И когда тот дошёл до нужного вольтажа, то обескуражил его обвинением. Это происходит по тому, что такой примерный производственник и семьянин как он не хочет принимать участие в общественном движении против алкоголизма. То ли сработал иезуитский приём, то ли Славик устал от моих докучливых приставаний, но нужное заявление было написано. А вместе с ним достигнут максимальный охват.

На собрании коллектива с единственным вопросом в повестке «Организация общества трезвости в бюро судебно-медицинской экспертизы» я доложил о результатах своей работы, положив на стол 200 заявлений. После единогласного «за» и в поощрение тяжких трудов на руководящий пост была предложена моя кандидатура. Народ приготовился дружно (по известному принципу «лишь бы не меня») вскинуть руки, но я попросил самоотвод. И на вопросительное молчание зала сообщил, потупясь, что ещё не дорос до членства в обществе и поэтому заявление не подал. Растерянную тишину смял гул всеобщего негодования. Моя выходка было воспринята как предательство: козёл, приведший всех под антиалкогольный пресс, в последний момент выскользнул из-под него. Я не стал объяснять коллективу мотивы своего поступка. Умолчал, что не люблю кампаний, повязанных круговой порукой или скованных одной цепью. Когда ты зависишь не от своего, а пресловутого коллективного разума. Пить водку в противовес общему мнению даже интересней.

Первым испытанием после создания общества стал День медицинского работника, который был новым праздником⁶ и отмечался пятый раз, поэтому широко и обязательно с выездом на природу. В прошлый июнь я обеспечивал пикник двумя молочными бидонами дефицитного пива, взятого прямо на заводе и под присмотром главного инженера: «Нацедите докторам нефильтрованного и погуще!». В этом же трезвоносном году нашу поляну на берегу Пышмы украсили бутылки с боржоми («Грузия была ещё наша!») и лимонадом, банки с домашними квасами и компотами. Празднование было скромным как напитки. Вдоволь накупавшись, стал наблюдать за купальными шапочками сотрудников на воде. Спасательный инстинкт сидит во мне с сочинского детства. Школярами в летние каникулы пропадали на море под зычные крики спасателей: «Граждане! По двое и на матрасах за буйки не заплывать! Дама в зелёных очках, вернитесь на берег! Лодка 946! Не высаживайте пассажиров на буну! и т.д.». Мы, пацаны, помогали спасателям, выгребая на шлюпе в сторону Турции за наиболее злостными нарушителями. Несмотря на плотную опеку, каждый курортный сезон несколько беспечных отдыхающих становились жертвами Нептуна. С тех пор опасаюсь пьяных купелей. На этот раз всё было пристойно, и от нечего делать я переключился на сушу. Обратил внимание, что наиболее оживлённые члены коллектива бегают в автобус, на котором мы приехали. «Переодеваются?». Нет, наготу прикрывали те же купальники. Загадка заинтриговала меня. Движение в трезвеннической ячейке напоминало домашних муравьёв, вытягивающихся цепочкой к пролитому на столе сладкому чаю. Чтобы не спугнуть пешеходов, курсирующих между речкой и автобусом, я сделал вид, что отправился в ближайшие кущи «до ветру». Обогнув леском автобус, подкрался с тыла и возник в салоне неожиданно для «пассажиров». «Добровольные» борцы с алкоголизмом разливали по чайным чашкам спирт, закрашенный облепихой. «Преступники» опешили. Я тоже чувствовал себя неловко. Повисла тягостная пахнущая этанолом пауза. Первой нашлась санитарка Лиза: «Доктор, выпейте с нами!». И с простодушной улыбкой протянула старорежимную кружку с ангелочком на боку. В этом жесте было столько доброжелательности, что отказаться я не смог. «С праздником вас, медики!» - намахнул оранжевый дурман и, не закусывая, предупреждающе вознёс указательный палец: «Только, чтоб начальник ни-ни!». Все облегченно заулыбались. И праздник стал осторожно разливаться по всему берегу, аккуратно обтекая начальника, как единственного представителя партии. С каждым посещением «рюмочной» лица счастливчиков становились розовее, движения более размашистыми, а говорливость заметнее. Мудрый руководитель, как только первые разгулявшиеся ручейки стали подмачивать его репутацию, сослался на солнечные ожоги и убыл задолго до того как… Вечером, когда мы катили домой, нестройный хор из раскалившегося за день автобуса охлаждал окрестности: «Ой, мороз, мороз, не морозь меня». Гаишники понимающе смотрели нам вслед.

…Так, 15 июня 1986 года в День медицинского работника был сокрушён миф о непобедимости всемогущей партии. Сначала на берегу Пышмы, а за тем плотину искусственной трезвости прорвало повсеместно. А последствия вы знаете. Не захотевшая «просохнуть» страна поменяла «правильного» президента на своего, воистину народного, умеющего прыгать с моста, грозившего положить голову на рельсы и дирижировавшего немецким оркестром. С ним усмирила ГКЧП и распустила КПСС. Заблудилась в Беловежской Пуще и развалила СССР. Штурмовала Белый Дом, разогнала Съезд народных депутатов и Верховный Совет РФ. Раздала суверенитеты ("Берите … сколько сможете взять") и чуть не утонула в сепаратизме Чечни. Возродила церковь, но молиться стала денежному мешку.

Осилила бы такую судьбу трезвая нация? …То-то и оно! Простите, Михаил Сергеевич, но история рассудила нас.

²Пиар (англ. сокр. PR от public relations) - деятельность по поддержанию имиджа.

³Для сравнения: численность Коммунистической партии Советского Союза (чуть ли не с вековой историей!) составляла в то время лишь 15 млн.

⁴В партию принимались лица, достигшие 18 лет. Обязательный годичный кандидатский стаж можно было «отбыть» не дожидаясь совершеннолетия.

⁵1-2.06.1962 волнения рабочих в г. Новочеркасске (Ростовская обл.) против ухудшения жизни: погибло 24 человека, ранено 39, возбуждено 57 уголовных дел, по которым осудили 114 человек, по приговору Верховного суда 7 расстреляли.

⁶Указ Президиума ВС СССР № 3018-Х от 1.10.1980 "О праздничных и памятных днях" (утв. Законом СССР от 23.10.1980).