Владимир Величко
Некоторое время все молчали, размышляя над последними словами Михаила, да и просто «переваривая» его рассказ. Затем Юра Осипов, так же молча, вроде как про себя, кивнул головой и задумчиво спросил:
- Значит, рассказываем самое запомнившееся, то что «оставило неизгладимый след в душе»?
- Да нет, просто то, что сильнее всего, … А вообще-то да, ты прав! Именно то, что оставило глубокий след. Хочешь донести до нас частичку своей души - спросил Михаил.
- Ага! Только я рассказывать не мастак - чуть заикаясь, сказал Юрка - так что заранее прошу прощенья, если коряво получиться …
- Ладно, переживём как-нибудь, рассказывай….
- Я, вообще то, хочу рассказать не совсем о судебной медицине. … Нет, конечно и о ней, но больше о психологии и судьбе – так наверное будет правильно.
- Как же, как же - снова встрял Сергей - Психология у судебных медиков на первом месте. Ведь надо же установить психологический контакт с трупом, как же без этого? Ну, типа:
- А позвольте, мы Вас разденем, … а Вы не против если я вот тот синячок сфоткаю, … а если я разрезик Вам срединный от сих и до сих сделаю?
Михаил, при этих словах Серёги, поставил кружку на стол и отвесил тому подзатыльник:
- На себе не показывай, салага! И не «синячок», а «кровоподтек», деревня!
- Не, ну в натуре, какая-то дедовщина сплошная, а не учеба … – начал, было Бурков, но его перебил Юра:
- Эта грустная история случилась тоже в 80-х, только не в начале, а в их конце. Стояли первые числа июня, когда вся природа только расцвела, и всё вокруг было молодым, ярким и зеленым. Короче жизнь бурлила. А в морге в то утро было затишье - всего один труп: молодой мужчина, чуть за тридцать. Не дожидаясь остановки поезда, выпрыгнул из вагона и, зацепившись за что-то плащом, угодил прямо под колеса. В итоге - полное разделение тела на уровне поясничных позвонков. Ну, вскрыл его. Чуть позже подъехал следователь транспортной прокуратуры, что бы прояснить кое какие моменты исследования и заодно рассказал, что после такой тяжеленной травмы этот парень жил не менее получаса и постоянно звал какую-то Марину, просто без остановки повторял: «Марина, Марина, Марина…».
- Ну, да, как же … жил он полчаса – не поверил я следаку – ври больше! Да он умер еще тогда, когда первое колесо через него прокатилось, а последующие колёса катили уже через труп, вернее через его останки!
- Первое колесо, говоришь – пробормотал тот, копаясь в бумагах из папки - на, читай!
И действительно, согласно пояснениям свидетелей травмирован мужчина в 19 часов 10 минут. «Скорая помощь» подкатила через пятнадцать минут. И фельдшер ввела ему в вену (нашла ведь!) два куба промедола и в 19 часов 40 минут он вполне членораздельно сказал кто он, где проживал, и к кому приехал, а смерть фельдшер констатировала в машине «Скорой помощи» в 19-55!
- Да, велики твои возможности, Человек – сказал я с удивлением - Скажи кому, не поверят! Вот и отвечай потом на ваши вопросы о способности к активным и целенаправленным действиям после получения такой тяжелой травмы – несколько озадаченно сказал я, возвращая следователю бумаги.
- Любопытный случай – протянул Вадик Соколов – есть о чём подумать и что вспомнить, когда следователи зададут такой вопрос! А вот у меня …
- Погодите, ребята, я же еще не все рассказал, это только самое начало – оборвал Вадькины размышления Юра. Дальше …
- … дальше, я так полагаю, должна быть нелюбимая Серёгой психология – улыбнулся Мишка.
- И судьба – добавил Юра Осипов и, чуточку помолчав, продолжил рассказ:
- Остаток того дня прошел спокойно. Ни посетителей, ни ментов не было. Позанимались текущими делами и разошлись по домам.
На следующее утро, у входа, меня встретила заплаканная женщина в черном траурном платке: высокая, слегка полноватая блондинка. Наверное, красивая. Правда слёзы и гримаса горя искажали её лицо до неузнаваемости. Встречаясь с таким нешуточным выражением горя, всегда стараешься как-то эти страдания облегчить, чем-то помочь, что-то сделать. Вот и я, когда она представилась женой того, вчерашнего и попросила, что б я её пустил посмотреть на мужа, я не смог ей отказать и пропустил в секционную, но с условием, что она тихо постоит и тихо уйдет. Женщина кивнула и, успокоившись, прошла в секционку. Там она действительно стояла и молча смотрела, на бледное, без кровинки лицо погибшего. Без слёз, без плача, но при этом она так стиснула рукой моё предплечье, что на следующий день я обнаружил три характерных кровоподтёка. А они у меня от таких воздействий не очень то «охотно» образуются. И все бы ничего, всё бы нормально было, но чёрт меня дёрнул рассказать ей как умирая, мужчина звал какую-то Марину, как он непрестанно твердил это имя. Она, услышав это, стала медленно оседать и, если бы я её не подхватил, расшиблась бы о цементный пол. Пока я нёс её на руках, успел себя обматерить последними словами: ведь не пускаю же я в секционный зал посторонних, никогда не пускаю, а тут вдруг разрешил. Надо же? А вдруг что с сердцем, а вдруг помрёт? Всяко ведь бывает!
Однако все обошлось – нашатырь и легкие похлопывания по щекам сделали своё дело. Через пару минут женщина пришла в себя и заплакала – тихо, горестно, обречённо. Она плакала так, что сердце заходилось от той смертной тоски, что слышалась в её плаче. Ни до, ни после я такого плача не слышал! Однако постепенно она успокоилась и, промокнув слёзы платком, сказала:
- Простите, доктор, но Марина это я. Это он ко мне ехал и … не…. приехал. Она снова всхлипнула, но справившись с собой, каким-то безжизненным и глухим голосом рассказала, что встречались они около года, что решили пожениться, что с прежней женой он не живет уже два года, что вещи он, накануне, отправил машиной, … а сам вот на поезде, … что б побыстрее увидеться.
- Вот и увиделись – немного помолчав каким-то тусклым голосом, произнесла Марина и посмотрела на закрытую дверь секционного зала. Вот и увиделись – как бы про себя повторила она - а ведь как к нему моя дочка привязалась! Боже мой, боже мой! Потом поднялась и тихо, вроде как для себя, прошептала – это я во всём виновата, я - и, посмотрев заплаканными глазами на меня, сказала:
- Спасибо Вам доктор! Прощайте – и ушла.
- Вот миленькое дело – пробормотала санитарка - а кто тело то будет забирать?
- Так жена, наверное? Они ж, как я понял, еще не разведены?
После её ухода мы посидели еще с полчасика, молча попили чай, но разговор не клеился. У всех перед глазами стояло лицо Марины и боль, плескавшаяся в её глазах доставала каждого из нас. И к разговорам это не располагало.
А потом приехала жена: спокойная, деловитая, холодно рассуждающая и о деньгах, что по страховке получит, и о том, куда она их израсходует. Деловито обсуждающая, что из привезенной одежды лучше одеть на покойника, а что домой забрать. … И только когда я выдал ей заполненное врачебное свидетельство о смерти, она, прочитав его – заплакала. Впрочем, быстро справилась с собой и холодно попрощавшись, уехала.
Мне, ребята, почему то этот случай сильно запомнился, запал в душу. Потом долгие годы эти две Женщины нет-нет и вспоминались – безудержное, ничем не прикрытое горе одной и холодная рассудительность другой.
- Так, а ничего удивительного – сказал Биттер - если одна просто исполняла технический ритуал предания тела земле, так как и любовь, и чувства, и все то, то было хорошего между ними, она уже похоронила. В душе похоронила. Она просто довершала процесс. В то время как другая хоронила и любовь, и будущее, и свои надежды, и свои мечты! Она хоронила свою жизнь! Так что все объяснимо!
- Да все это понятно – ответил Юра, но все ж …. Ладно, коллеги, я еще не закончил – сказал Осипов. Я рассказал о психологии, а впереди еще судьба! Рассказывать?
- О, как! Давай, Юрка, излагай. Конечно! Мы внимательно слушаем – вразнобой ответили мы.
- Ну, ладно! Вот окончание той истории – Юра хлебнул из кружечки и продолжил:
- С тех пор прошло ровно 15 лет. И вот однажды, в такой же июньский день дознаватель ГАИ принес мне медицинские документы для производства экспертизы по случаю автодорожной травмы - при касательном столкновении двух легковушек сломала руку женщина, водитель одной из них. Она лечилась амбулаторно, сколько-то там дней с гипсом на руке ходила и по окончании лечения, приехала ко мне на осмотр. Я её не узнал, но она сама после осмотра сказала:
- Доктор, а Вы меня не помните?
- ???
- А я … - и напомнила про тот случай пятнадцатилетней давности. Это была Марина. Вот что она поведала:
- После похорон я долго в себя не могла придти. Меня дочь спасла. Ведь кроме меня у неё не было никого. Когда она окончила школу - с золотой медалью, между прочим! - поступила в университет. Там в одной группе с ней оказался однофамилец с нашей «редкой» фамилией – Иванов. Они стали «дружить», а после четвертого курса – приехали ко мне и сказали, что решили пожениться, уже заявление в ЗАГС подали. И только разговаривая с ним я поняла, что этот мальчик сын того человека, который так и не стал моим мужем. Вот такая судьба, Доктор. Теперь наши дети вместе! И я счастлива.
- А мама мальчика – поинтересовался я – она где?
- Она тоже одинокой так и осталась. Впервые мы встретились лишь год назад, когда знакомились. И у нас с ней хорошие, ровные отношения. Мы подруги, мы родственники. Нам делить нечего. У нас есть наши дети и наш общий внук. Его и мой внук!
Читать далее "История 4"⇒