Владимир Величко
Бывал я, бывал я счастливым
С тайгою наедине …
Кедровники велеречиво
Шептали таинственно мне
О прошлом, далеком и близком.
О добрых и мрачных годах …
А речка играла искристо
Покой. Благодать. Лепота.
Михаил Величко
Летнее таёжное утро. … Оно всегда разное! Описать его невозможно, ибо никакое описание не сможет предать красоту окружающей тебя природы - величественных гор и скал, неправдоподобно огромных кедров, елей и пихт. Даже облака в горной тайге всегда особенные – близкие и … живые! В общем, самые нужные слова не могут передать всё очарование и величие природы, и, самое главное, свое восхищение этой природой! И всё-таки. … Вот, например, ненастье. Низкие серые тучи, прочно зацепившись за вершины гор, льют и льют мелким, нудным дождиком. Иногда даже, кажется, что водяные, очень мелкие капельки просто висят в воздухе, при этом все вершины гор скрыты от взоров и, ощущение такое, что ты волшебным образом оказался на равнине. Но вот потихоньку туман опускается все ниже и ниже, опускается прямо на реку, на людей и костер…. Впрочем, это хорошая примета, ибо, когда туман рассеивается, открывается безоблачное синее небо без признаков непогоды. И в этот миг вся природа оживает: капли влаги блестят мириадами изумрудов на траве и листьях деревьев, от земли начинает подниматься пар и уже через полчасика становиться тепло и радостно! Хуже бывает, когда наоборот, туман медленно поднимается вверх и, казалось бы, вот-вот покажется синее (старое, как мы говорим) небо и появиться солнце. Ан, нет! Вот вроде туман поднялся, а из долины уже наползает новая порция тумана, который снова разряжается меленьким и частенько холодным дождиком. Так может продолжаться и день, и два, и неделю. Дождик монотонно шумит и шумит в ветках деревьев, мелкой дробью обрабатывает полог палатки. Как хорошо в такую непогоду посиживать в теплой уютной палатке, или же под сенью огромной ели, через пологие густые ветви которой и капелька дождя не проникнет. Под деревом, в таком случае, уже горит маленький, скупой костерок. Ты же, подкидывая сухие веточки, попиваешь густой душистый чай, настоянный на горных травах … Бесконечные разговоры, и тихий звон гитарных струн.
Впрочем, наше первое утро на реке было не таким. Оно было, как и обещали приметы, ясным и солнечным. Впрочем, для того чтобы мы это смогли увидеть, Папе пришлось около получаса извлекать из спальных мешков и «сов», и «жаворонков», которые, возмутительно пренебрегая заложенными в них природой качествами, дрыхли, совершенно не реагируя на окружающее. Только когда пошла в ход холодная водичка, мы вялые и хмурые стали выползать на свет божий…
- Завтрак готов ребятки, быстро умываемся и плот делать – командовал Папа – время поджимает! - и, видя, что я, закрыл глаза да снова стал пристраиваться на бочок, взбодрил меня остатками водички.… Так начался второй день нашего путешествия.
Плот сделали быстро. А что его делать то было? Наловили пяток хороших шестиметровых бревен, скрепили металлическими скобами и готово! А что? Река Мана у города не сложная, по спортивной классификации двоечка, не больше. Спокойное, без порогов и довольно медленное течение позволяли плыть, используя только шесты. Это Вам не реки пятой-шестой категории сложности, где фокус с таким примитивным плотом не прошел бы. Итак, плот сделан. Пока мы перетаскиваем вещи, привязываем веревки, Володька, с детства бредящий морями-океанами, ставит мачту и крепит на ней наш давний флаг – белое полотно с синим, диагональным крестом. И вот, уложившись, сталкиваем «судно» в воду. Все, река приняла нас! Удивительное чувство первых минут сплава, удивительно чувство перехода из одной стихии в другую! И легкое покачивание брёвен под ногами, плеск и запах воды, медленно плывущие назад берега. Началось то, ради чего мы и шли - почти неделя сплава по нашей реке и связанные с этим бесконечные купания, загорания, песни под гитару – как на плоту, так и за полночь у костра! Последнее лето детства …
Рулить, или если точнее, давать ценные указания, как и куда плыть, конечно же, поначалу, взялся папа. Он встал на корму с шестом и командовал Вовкой, который стоял спереди, куда тому рулить. Ха! Можно подумать, мы сами этого не знаем! Чай, не впервой, плывем то! Впрочем, минут через тридцать Папе этот процесс поднадоел и он, отдал шест мне, а командование судном – вот, безобразие! – Вовке. Сам же он улегся на одно из бревнышек плота, отдохнуть. Понаблюдав минут десять за нашими манипуляциями, он вскорости задремал, ну, а мы принялись рулить. Впрочем, особых затруднений этот процесс не вызывал. Главное было не засадить плот на мель, а остальное – ерунда, пусть течение работает, пусть водичка сама нас несёт!
В общем, плыли мы без хлопот, наслаждаясь пейзажами. Сначала река текла среди довольно пологих гор, сплошь покрытых густой тайгой. Примерно через часок сплава, а может чуть поболе, река сузилась, и нас окружили могучие отвесные скалы. Они высились в зависимости от поворота реки то по левому, то по правому берегу. В таких местах у скал было очень глубоко, крутили водовороты, шест до дна не доставал. А над головами было синее глубокое небо без единого облачка, а по берегам «зелёное море тайги» и серо-коричневые скалы. Над всем этим таёжно-речным великолепием, сияло ослепительное солнце, летнее солнце Сибири. Красота!
Папа наш совсем разомлел под солнышком и довольно громко похрапывал. В один из моментов, нам пришлось очень энергично поработать шестом, и я решил перебросить шест не сзади плота, а спереди, прямо над телом спящего родителя. Представьте себе те слова, которые папа высказал мне, после того как капли холодной водички с кончика шеста неожиданно пробежали по разогретому папиному животу! Минут через десять, когда Папа, наконец-то, успокоился и, перевернувшись на бочок, снова стал похрапывать, я решил процедуру повторить. Нет, нет, что Вы! Вовсе не для того, что б снова обрызгать его водой, а исключительно для убыстрения процесса управления плавсредством! Я специально шест вытянул подальше вперед, что бы его кончик прошел за Папиной головой, что б капли воды снова на него не попали. Ну, я так и сделал – вытянул руки с шестом, и он пошел, так как я и задумал – гораздо дальше Папиной головы. Но при подходе деревянной дубины, пардон шеста, к означенной части тела родителя, плот качнуло, траектория движения шеста причудливо изменилась, его кончик, с размаху, треснул прямо по затылку моего многострадального родителя. Раздался глухой удар, а следом короткий и яростный Папин монолог. Он очень красочно высказал все то, что думает обо мне и моём умении управлять плотом, особо выделив мои, ни фига не видящие глазки и немощные ручонки! Заодно досталось и речке с окружающей нас тайгой, а, заслышав жизнерадостное ржание моих, с позволения сказать друзей, он заодно высказал и все что думает о них тоже! И вот, пока все это происходило плот, со всего маху выскочил на отмель – островок посередине реки. Причем плот влетел туда с такой силой, что я от толчка упал да с размаху въехал локтем в папин живот. Ну, а Володька бултыхнулся в воду, ободрав о камни ногу ….
Папа, сердито сопя и потирая то голову, то живот, слез с плота и критически оглядев место кораблекрушения, буркнул:
- Хорошо начали сплав, чувствительно. … Значит Вам, нерадивые лоцманы и капитаны на всё про все – полчаса! Трудитесь, высвобождайте судно из плена! Ну а я пойду чай вскипячу, благо время уже к обеду – говоря это Папа снял с «палубы» продуктовый мешок, и, отойдя к наполовину занесенному песком старому бревну, запалил огонь и пристроил над ним котелок, а сам вольготно разлегся на горячем песочке у костерка, откуда с юморком комментировал наши действия!
Мы же, взявшись за дело, добросовестно пытались столкнуть плот с мели. Но как ни упирались, что только ни делали, ничего у нас так не и вышло. Плот сидел прочно и даже не шевелился. Дело в том, что он не просто передним концом влетел на отмель, а его в момент столкновения еще и развернуло быстрым течением и с силой влепило на ту же мель всем правым боком. В общем, надежно впаялись в островок, ничего не скажешь, и до того как Папа позвал нас обедать, мы так ничего не смогли сделать.
Ну, а после обеда Папа с Валерками перебрёл на ближайший берег, где они вырубили парочку массивных шестов и вскоре, орудуя этими рычагами, мы довольно легко столкнули сначала один конец плота, а затем и весь плот на глубину:
- Эх, Вы, ребятишки, ребятишки – думать то немного надо, а не только тупо мышцами играть – подзуживал нас Папа – небось, про Архимедов рычаг в школе учили? Помните? Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир …
- Дык, дядя Миша мы пробовали шесты как рычаги использовать, только они тонкие, слабые для этого оказались… если бы Вы нас не отвлекли на обед, мы б непременно сами справились – отбрёхивался Валерка.
- Не спорю, справились бы … к вечеру – ответил Папа и, отталкивая плот от берега, коротко бросил:
- Вовке моему шест не давать, а то он нас всех покалечит к концу сплава… рационализатор.
Я надул губы и с обиженным видом улёгся на краешек плота - загорать.
- Дядя Миша, а чай мы сейчас пили с золотым корнем, да? – поинтересовался Вовка.
- С ним, с ним … у меня еще с прошлого года немного настойки осталась.
Все некоторое время молчали, затем Валерка проговорил задумчиво:
- А вот интересно, на Мане или её окрестностях золотой корень растет? Или только в Восточных Саянах, высоко в горах?
- Да, поговаривают, что и здесь он встречается – ответил Папа – и, кстати, недалеко отсюда, хотя лично мне он в здешних местах никогда не попадался.
Из дальнейшего рассказа Папы мы узнали, что по слухам, корень этот – Родиола Розовая – встречается в долине, что находиться южнее реки, за перевалом и от места нашей сегодняшней ночёвки туда было всего-то километров десять. Короче после довольно долгих дискуссий и уговоров мы договорились завтра не плыть, а сделать днёвку и сходить поискать золотой корень.
До места ночевки мы доплыли без происшествий и уже в семь часов вечера встали на стоянку.
Читать далее "Глава 3. Горы далекие, горы туманные …" ⇒