Глава 8. Дым костра создаёт уют

Владимир Величко

Конечно, тут не встретишь ягуара, –
Зато не диво рысь или олень…
И в холодке закатного пожара
Мы тихой песней провожаем день…
Михаил Величко

Знаете ли Вы что такое Костер? Летний, горящий в таёжной ночи, на берегу горной реки Костёр? Нет, Вы не знаете что это такое. Костёр это не просто горящие дрова, на которых готовиться еда и греется чай, как скажет большинство. Таёжный Костер это глубочайшее философское понятие, выросшее и окрепшее за тысячелетия дружбы Человека и Костра. Давным-давно, когда Человек еще только приручал Дикий и Страшный Огонь, они были врагами и Огонь старался уничтожить и Человека, и все что ему дорого. Однако Человек сумел доказать своему Древнему врагу – Дикому Огню, что дружить лучше, что жить под руками Человека для Огня не вредно. И Огонь превратился в Костер, а затем переселился в лучины, факелы, печи, лампочки и научился прятаться у Человека в спичках и по его просьбе легко их покидал, даря Человеку свое тепло, верно, служил ему. Так постепенно Древний и может самый страшный враг, стал другом. А самая теплая и радостная встреча Человека и огня происходит всегда только на природе, в древних лесных чащобах. И тогда Человек, и Костер духовно становятся единым целым. Человек глядя на тихие язычки пламени, мысленно переноситься туда, в далекое прошлое, и опять, как встарь, становясь единым целым с природой, становясь немного тем, кто в незапамятные времена и приручал Дикий Огонь. Ну а Костер, тихим языком потрескивающих, горящих палочек, веточек рассказывает Человеку о своём, о прошлом, о давних временах, когда оба они были молодыми. И тогда Природа становиться понятной, родной и близкой и - что самое главное! – Человеку у Костра приходит понимание самого себя, понимание своего предназначения. А еще, Люди, сидящие у одного Костра, забывают все плохое и становятся друзьями. И в такие моменты единение Человека, Костра и Природы становится бесконечным …

Еще меня всегда поражала способность Костра превращать в Дом самое безлюдное, и казалось совсем неуютное место. Вот только что вокруг была мокрая трава, осклизлый камень, и песок с колючими ветками вперемешку, а загорелся огонь, и всё – это уже Дом. Вот камень подставляет тебе тёплый, а вовсе не осклизло-холодный бочок, трава под ногами становиться мягкой, как домашний коврик, а веточки как раз для того и лежат, что б покормить голодный Костёр. И когда утром уходишь со стоянки дальше, частичка твоей души, твоей памяти остаётся там, где только что горел твой Костер и был твой Дом! И ты, уходя, мысленно благодаришь Костер за тепло, а эту полянку, что за то, что пусть и недолго приютила тебя. И конечно обещаешь вернуться ….

В каждый таежный поход у нас всегда бывает две самых важных ночи – первая и последняя. В первую ночь мы собираемся у Костра, где песни под гитару, разговоры о бесконечности затягиваются порой до рассвета. И непременными собеседниками и участниками таких разговоров являются яркие звезды, таинственные шорохи ночи, шелест листьев и, конечно же, луна! В последнюю же ночь – мы прощаемся с тайгой. Песни наши грустны и мелодичны. Мы не хотим уходить и тихими песнями рассказываем ей об этом.

В этот же поход первая ночь у нас как-то не сложилась, не удалась, не состоялась. В самую первую все сильно устали, после тяжелого похода по таежным буреломам. Во вторую - рано легли, ибо в Южную Долину, в неизвестность, пришлось выходить аж в шесть утра. А подниматься и того раньше. Ну, про третью – все понятно. И поэтому пока мы купались, решили, что сегодня – наша ночь! Тем более что, мы неплохо поспали днем. А я же решил, что вот у Костра то я и расскажу пацанам о своей находке. И приняв это решение – сразу повеселел.

Вскоре из тайги пришел Папа и извлёк нас из воды. Он принес целую охапку трав для чая, что было очень кстати, в плане вечерне-ночных посиделок. Чего только там не было: чай Курильский, листья смородины, ягоды жимолости, цветы и клубни саранки, какие–то незнакомые травки и корешки. Пока мы подогревали обед и «сервировали стол», Папа их тщательно помыл, почистил и разложил сушиться.

Пообедали быстро. Дольше чай пили, да разговоры говорили, ну а после обеда папа сказал:

- Значит так! Я пошел отдыхать, а Вы командуйте. Сделаете ужин – позовёте и прихватив кружку с чаем, отправился в палатку, бросив напоследок:

- И чтоб тихо у меня … не беситься! А то все в десять часов спать лягут. Усекли? – грозно спросил Папа.

Мы дружненько закивали головами и некоторое время молча пили горячий и крепчайший чай. Потом потихоньку собрав грязную посуду, ушли к воде и там, надраивая песочком свои чашки, решили, что Папа наверняка не захочет с нами сидеть полночи и чтоб его не беспокоить, придумали вечерний костер развести подальше, на стрелке. То есть там, где в Ману впадал тот ручей, по которому мы и ходили в Южную Долину. Место было неплохим – высокий песчаный бархан наносного песка, из которого очень к месту торчало бревно. До палатки было метров сто, не меньше и отсюда открывался прекрасный вид и на реку, на долину ручья, уходящую вверх, в горы. Остаток дня прошел без хлопот. Мы купались и загорали, а Папа похрапывал в палатке, причем иногда выдавал такие рулады, что нам, лежащим у самой воды, они были отчетливо слышны.

Но вот, наконец, длинный-длинный и утомительный своим откровенным бездельем день подошел к концу, и у нас началось дело. Мы запалили давно сложенный на новом месте Костер, и его отблески заиграли на поверхности воды, а дымок поплыл над самой водой, дотянувшись до противоположного берега. Мы знали, что такое соседство с водой Костру не нравиться, не любит он этого, поэтому, что бы задобрить Друга, припасли хорошие дровишки – лиственничные толстые сучья и березовые поленья, что нарубил трудолюбивый Махрыч. Я занялся кашей, Папа колдовал над чаем, а наши главные певуны Вовка с Лысым занялись гитарой – чё то там бренькали, натягивали струны. Поужинали довольно быстро. Папа немного с нами посидел и, наказав, что б долго не засиживались, отправился на боковую. Уже уходя, он задумчиво оглядел небо:

- Похоже, ночью дождь будет, а то гляди и гроза. Смотрите, какие зарницы – и Папа, почёсывая шершавой палкой голую спину, кивнул в сторону Южной Долины. Там действительно беззвучно вспыхивали яркие, но очень далекие молнии – зарницы - но грома, из-за большого расстояния слышно не было:

- Не попадите под дождь … поглядывайте там! – и скрылся на высоком берегу, там, где под елями стояла наша палатка.

- П-а-а-адумаешь… вымокнем! … Да мы как дождь пойдет, сразу в воду залезем и там переждем ливень – хихикнул Лысый – вода то, как парное молоко, тё-ё-ё-плая!

Но тут Вовка ударил по струнам: «… Люди бредут по свету ….» и мы дружно стали подпевать. Песни следовали одна за другой. И «Ереванское танго», и «16 тонн», и множество других ….

Уже начали сгущаться сумерки, когда внезапно налетел первый, резкий порыв ветра, особенно заметный на фоне полного безветрия и предгрозовой тягостной духоты. Костёр сыпанул искрами, и дым бросило нам в лицо. Мы огляделись. С юга, из-за горного хребта наплывала чёрная-пречёрная туча, хорошо видимая даже на фоне слегка сумеречного неба.

- Ну чё? Собираем манатки и в палатку, спать?

- Ты чё Махрыч, сдурел, промокнуть, небось, боишься - издевательским тоном спросил Лысый - Да если что, мы в пять секунд добежим до деревьев и под ель спрячемся.

На том и порешили. Подкинув в Костер веточек, мы снова уселись лицом к реке, и я уж совсем открыл рот рассказать про Пещеру, но тут Вольдемар грянул:

- Есть в Баварии маленький дом, он стоит на обрыве крутом … и все дружно подхватили знакомую песню. Мне, однако, почему то не пелось. Появилось неприятное чувство тревоги и ощущение, что кто-то смотрит в спину. Ну, точь в точь как там, … на скале, прошлой ночью! Я даже несколько раз оглянулся, но никого, конечно сзади не было. Только мрачная туча наползала, закрыв небо почти наполовину.

- Пацаны, глядите! - вскакивая, вдруг заорал Махрыч и стал тыкать рукой в сторону тучи.

Мы оглянулись и оцепенели. Недалеко, метрах в двадцати от нас, прямо в воздухе висел яркий шар. Он сиял то голубым, то ярко-жёлтым светом и медленно-медленно плыл в воздухе наискосок долины ручья, совсем не реагируя на резкие порывы ветра. Шар приближался к нам. Было ощущение, что от него разлетаются небольшие искры и слышится треск как от проводов при коротком замыкании, только тихий, приглушенный какой-то. Мы замерли как зачарованные и, открыв рты, смотрели, как он приближается. Вовка с замершим лицом, чуть слышно, каким-то безжизненным голосом прошептал:

- Бежим?

- Куда? В реку, что ли – едва шевеля губами, ответил Лысый.

- Да, наверное, в реку… в воде, наверное, она не обожжёт.

А шар, величиной всего-то сантиметров десять, был уже на расстоянии пяти метров, не дальше.

Чуете, тепло идет от него - сказал Володька

-Ага … бежим – резко выдохнул Лысый и … шар исчез! Вот он был, и в следующую секунду его уже не было… Будто кто выключил … Не было ни звука, ни взрыва, ничего …

Мы так и сели, где кто стоял, будто какой-то стержень нервный из нас выдернули.

- Первый раз вижу шаровую молнию – выдохнул Володька и повалился спиной на тёплый песок:

- Вот страх то! Ужость, прямо – добавил он и ребята его поддержали. Все ребята, как выяснилось из их коротких реплик, испытали при виде шаровой молнии абсолютно беспричинный страх. Лысый сказал, что глядя на молнию, он окаменевал от страха. А вот я страха не испытывал, не было страха. У меня было отчетливое чувство, что это именно шар смотрел на меня – пристально и с угрозой. Но как только он исчез, исчезло и это чувство взгляда.

На гитаре мы больше в этот вечер не играли. Пока обсуждали происшествие, она всеми забытая, сиротливо лежала на песке. Впрочем, длилось это недолго - крупные, редкие и тяжелые капли дождя живенько загнали нас под крышу леса. Вскоре дождь разошелся вовсю, и мы все-таки пошли спать. Костёр и в этот раз не удался! Уже в палатке, засыпая под шорох дождя, я вспомнил, что опять так ничего и никому не рассказал.

Читать далее "Глава 9." ⇒