История 12

Владимир Величко

А, не жалеешь, Самуилыч, о том, что ушел в судебку и вообще их армии? – спросил Влад Марлов – ведь если б не ушел, тоже, глядишь, до полковника бы дослужился! А с тремя большими звездами то на погонах и пенсия была б побольше, а при желании, успел бы еще и в судебке поработать!

- Знаете, ребята, не жалею! Я потом часто возвращался мысленно к тем усам и тому очку. Ну не военный я, всё-таки, человек и хорошо, что все это случилось, пока был молод – ответил Вильгельм Самуилович и принялся за рыбку, не забывая и свою кружечку.

Можно я расскажу о своём пути в судебную медицину - спросил Влад Марлов - я ведь тоже не с институтский скамьи пришел в нашу специальность – добавил он.

- Давай, Влад, рассказывай – разрешил Самуилыч.

Однажды, совсем недавно – начал рассказ Влад - читая детектив Александра Бушкова – что-то про Пиранью - я вычитал такие строки: «…А вскоре в стране начались нешуточные перемены, и начались они с того, что карающий меч единственно верного учения, ненадолго оставив в покое чудище империализма, обрушился, молодецки рассекая воздух, на гидру пьянства и алкоголизма…».

Когда я это прочитал, то внезапно понял, что этот самый «карающий меч единственно верного учения», помимо «гидры пьянства и алкоголизма», безжалостно прошелся и по мне, грешному! Нет, нет! Это вовсе не то, о чем Вы подумали. Не был я частью этой самой гидры пьянства и алкоголизма. Я, если хотите, был именно этим карающим мечом! Ну, конечно, не всем мечом, а лишь малой его частичкой, но тем не менее. … В общем, я находился по ту же сторону, что и рука, держащая карающий меч, а сама эта «гидра» находилась в перекрестье прицела «единственно верного учения» и – волею обстоятельств и избранной специальности – мне тоже пришлось смотреть в этот же прицел.

Так вот, этот первый молодецкий замах «карающего меча» застал нас с женой в Ялте, где – как оказалось вдруг! – мы занимались крайне предосудительным делом: покидая время от времени, наши нагретые местечки на пляже, сливались в единении с этой самой «гидрой»! Ибо, находясь в отпуске и пребывая в здравом уме, нельзя было упустить возможность насладиться великолепием массандровских вин. И мы – наслаждались! Мускаты, Кагоры, Портвейны… м-м-м! Вкуснотень! Как сказал по этому поводу поэт Николай Ерёмин:

Южный берег Крыма.
Синяя волна …
Сигарета «Прима»
Да стакан вина
Проплывают мимо
Чудо-корабли …
Жизнь неповторима,
Что не говори!

Ну, представьте себе жизнь отпускника на летнем море нашей, тогда еще не урезанной в размерах Родины? С утра пляж, солнце, уже теплая вода и в короткие промежутки между этим великолепием – винные подвальчики, где бесплатно, грамм по двадцать, тебе набулькивают на пробу разнообразнейшие вина. Правда, с условием, что потом, минимум один, из наиболее понравившихся напитков – купишь. Ну, мы частенько и покупали бутылочку на вечер. И вот в то первое, антиалкогольное утро, мы, придя на пляж, обнаружили … пустоту! Людей не было! Вернее почти не было. Так, редкие, единичные отдыхающие тела возлежали на всем огромном Ялтинском пляже. Я удивился! Куда подевались соратники по ускоренному превращению белой кожи в золотистую? И лишь попозже, часа через два мы узнали ужасающую весть – все магазины, винные подвальчики, пивные бары работают отныне только с четырнадцати часов. Это был удар! Ибо загорать «насухую», даже с утра, тогда было не принято.

Еще запомнились суровые лица и осуждающе поджатые губы сотрудников аэропорта в Симферополе, когда в нашем, открытом для проверки чемодане они увидели разнообразные бутылки Кагоров, Мускатов, Рижских Бальзамов - ну не могу я эти слова писать с маленькой буквы! – в предосудительном количестве! И хоть куплены они были на остатки честно заработанных за год денег, но нам и самим стало как-то неловко и даже стыдно за свои алкогольные устремления. Таково было первое и еще нейтральное соприкосновение с «сухим законом».

Ну, а по приезду домой и выходу на работу, меня как раз и направили на передний край борьбы с «гидрой». То есть как нарколога, включили в состав районной комиссии, проверяющей предприятия города и района на предмет «алкоголизьма» - как выразился секретарь райкома. Поначалу я с увлечением и даже энтузиазмом, взялся за эту работу, понимая, что главное – организовать, а уж потом браться за лечение конкретных граждан, страдающих этим широко распространенным недугом. Однако, не проверив и половины предприятий, моя уверенность в правильности и действенности этих мероприятий сильно поколебалась. Я понял, что все делается весьма и весьма формально. Было видно, что на предприятиях где все-таки имелись местные комиссии, вся работа была только на бумаге, а реальной борьбы пьянством то и не было! Таких предприятий было примерно половина. На остальных же - не было и того. Мы как проверяющие, одних хвалили, других ругали и даже, как-то наказывали. Однако ощущалось, что и наши проверки, и их результаты - только на бумаге, только для отчета «вверх». Все для галочки! Вот об этом я и сказал на большом, расширенном заседании райкома. Сначала, выступил руководитель районной комиссии по борьбе с «ней родимой», где нудно, монотонно и длинно говорил о том, как много предприятий проверили, что в целом боремся мы с алкоголизмом успешно, хотя и имеются отдельные недостатки, но в целом …. И тому подобное! Ну, а когда пришла очередь профессионала-нарколога – то есть меня - то я по молодости лет и сопутствующей им категоричности встал и сказал всё что думаю. Резко и категорично: мол, работа только на бумаге, реальных дел – никаких, время потрачено зря и толку от такой работы – ноль! Это было непривычно – правда-матка, да прямо в глаза, да главному районному начальнику! Все аж проснулись! Он же, в ответ на мою возмутительную и бестактную выходку хмыкнул и довольно вежливо – хотя и холодно! - меня удалил, что б не мешал работе районной комиссии и лично секретарю райкома.

Посчитав, что после этакого афронта, мое участие - к счастью! – в работе комиссии завершено, я со спокойной совестью пошел заниматься тем, чему меня учили – лечить больных. Тем более, что в больнице на тот момент объявились сразу двое неотложных больных. Один из них сам прибежал с дикими криками в приемный покой и принялся убеждать медперсонал что за ним, по улице, гонится … трамвай! Этот вид транспорта, как вы догадываетесь в маленьком сибирском городке, напрочь отсутствовал! Они ему сказали, что сейчас пришлют вагоновожатого и он быстренько оказался в моих психиатрических ручках: фиксированный к коечке и с приличной дозой успокаивающего препарата в «мягком месте». Другой был посложнее. Он, после пустячной операции, сначала тихонечко лежал себе на кроватке в хирургическом отделении, а потом вдруг старательно принялся обирать с себя «различных ядовитых насекомых», беспрестанно бормоча что-то себе под нос. Вплотную занявшись ими, я пару дней от них не отходил и поэтому дважды проигнорировал переданную мне персоналом информацию, что надо бы явиться в районную комиссию для продолжения работы. Кончилось это тем, что на третий день главный врач лично прибежал в палату и принялся громко и очень эмоционально, не обращая внимания на медперсонал и больных говорить в мой адрес … много неприятных слов! Оказалось, что я сорвал уже два выезда, что я возмутительный критикан, что я такой и что я сякой и что через 10 секунд – и не позднее! – мне следует быть в райкоме!

Поняв, что против лома – то есть главного врача - нет приема, я, бросил моих славных и конкретных алкашиков, отправился бороться с абстрактными! В райкоме на меня еще немного пошипело районное начальство - мол, смотри, дождёсси у меня! - и мы отправились на очередное предприятие. И это – как потом, оказалось – было последним моим вкладом в дело борьбы с пьянством и алкоголизмом вообще и на посту психиатра, в частности.

А случилось это так. На предприятии, которое мы проверяли в тот день, комиссию возглавлял недавно приехавший в наш город инженер и, соответственно, его совсем не знавший. Выяснив, что работа не ведется совершенно, что результаты равны нулю, представительница райкома пригласила главу комиссии на заседание райкома. И вот этот бедолага говорит ей, что он не здешний, а поэтому поясните, где райком находится? Эта представительница открыла, было, рот ответить, но тут чёрт дернул меня влезть со своим остроумием:

- О, это легко! В центре города – говорю я - стоит Ленин с протянутой рукой! Вот за его спиной, мол, райком и ютиться! Я, понятное дело, имел в виду памятник вождю мирового пролетариата В.И. Ленину, который, выбросив руку вперед, как бы говорил всем: верным путем идёте, тав-а-и-ищи!

Так вот, при этих моих словах, присутствовавшая здесь же инструктор того самого райкома партии чуть в обморок не упала: Ленин! … с протянутой рукой! …кощунство! И не успев вернуться в райком, она прямиком побежала к первому секретарю, где красочно – и конечно совершенно непредвзято! – рассказала о происшедшем. Вот здесь то они на мне и отыгрались. Припомнили и мою неуместную критику их работы, и срыв самой работы комиссии и, главное, злобную клевету на Вождя. Сказали, что это пахнет статьей, что я недостоин звания врача, что мне не место в их Советской больнице, что они отправят меня туда, куда Макар телят не гонял пасти. Все это словоизвержение сопровождалось мощными ударами секретарского кулака по столу, закатыванием в соответствующих моментах глаз инструкторши и тому подобное. …

Когда я вернулся в больницу, на крыльце меня уже ждал главный врач с листком бумаги – мол, пиши заявление об увольнении по собственному желанию! Еще сказал, что я дурак, что сам напросился, что работать все равно не дадут, а ты – он осторожненько оглянулся по сторонам – переходи в судебную медицину! Наш эксперт увольняется, место свободное, так что не тяни резину, езжай в Город, в Бюро …

С тех пор минуло несколько лет. Партию, приведшую страну в «коммунистический тупик» попросту отменили, обкомы и райкомы разбежались по сытным демократическим, лавочкам. Оставшиеся попытались, было организовать ЗАО «ГКЧП», но в виду полной их неспособности к труду и творчеству (а любой заговор – это колоссальный творческий труд!) все вышло громким пшиком, а сами «заговорщики» получив по мордасам, быстренько оказались в узилищах, правда, весьма комфортабельных. По стране, в это время гремели демократические митинги и, на один из них, занесло и меня. Там, как раз, выступал бывший секретарь райкома – тот самый! Он, как вы понимаете, был уже закоренелым демократом, принародно сжегшим свой партийный билет. Увидев меня, он с энтузиазмом, горя насквозь фальшивым сочувствием, поволок на трибуну, крича, что я – жертва тоталитаризьма и вообще коммунистического режима, что я пострадал от произвола «коммуняк» и т.д. Я немного послушал его косноязычные вопли (говорить то без бумажки он решительно не мог) и принародно, с трибуны, послал его … гораздо дальше того места, где в то время Макар пас телят и со следственно оперативной группой поехал осматривать очередное место происшествия.