Владимир Величко
И все вокруг – все – цвета янтаря.
За много верст, далёко на востоке
Неспешно гаснет месяц круторогий
И ало разгорается заря.
Михаил Величко
Утро был никаким. Вернее вместо утра была сплошная серая масса густого и непроницаемого тумана. Туманища, вернее сказать! Уже с трех метров ничего не было видно. Даже костер, который запалил Папа еще до нашего подъема, с десятка метров различался как слабо-светлое, размытое пятно.
- Ребята, ребята – Папин голос звучал очень глухо и тихо – делаем так: пока вода закипает и заваривается чай, быстренько снимаем палатку, упаковываем вещи, и загружаем плот. На всё про всё – ровно полчаса! Чай пьем уже на плоту. Всё, шевелись, золотая рота!
- А завтракать, дядя Миша? – обиженно надув губы-вареники спросил Махрыч.
- Потерпите. Сначала плывём. Чай пьем на ходу. Проясниться – причаливаем. Варим. Завтракаем. Заодно и обедаем. Причем варим – на берегу, а все остальное – на плоту! Плывем. Долго, до темноты. Нам за сегодня надо плыть не менее 14 часов, что бы уложиться в график. Как поняли сэры Обжоры?
- Да поняли, поняли …чё тут не понять … концлагерь какой-то, а не отдых детей на природе - вразнобой прокомментировали мы и взялись за дело.
- Р-р-р-азговорчики! Шевелись … деточки - рявкнул Папа – и мы забегали как наскипидаренные.
В общем, в требуемый срок уложились. Могли бы и раньше, но минут десять убили на прочёсывание берега в поисках чехла от гитары, от души разругав при этом и гитариста, и злосчастный туман. Кстати чехол мы обнаружили позже, когда причалили варить завтрако-обед. Он лежал в самом низу, под всеми рюкзаками. Ох, и повыясняли же мы кто его туда положил ….
Так вот, мы плыли часа полтора, а то и два. Было сыро и холодно. Все под штормовки пододели свитера, и все равно сидели как нахохлившиеся и мокрые вороны. Плот крутило на неспешном течении, и мы изредка отталкивались от берега или скал шестами – благо течение было не быстрым. Володька один раз взялся было за гитару и, потеребив струны минут десять, спел:
- Все перекаты, да перекаты, послать бы вас по адресу, на это место уж нету карты, плывем вперед по абрису …
Однако голос в тумане не звучал, и Вовкин порыв никто не подхватил. Так мы и плыли, изредка перебрасываясь короткими репликами. Ну а кончился туман как-то неожиданно. Не постепенно рассеиваясь, а сразу! Мы, будто проломили невидимую границу между мирами, и попали под долгожданные и яркие лучи утреннего солнца. Вокруг, по берегам реки, заблистала под яркими лучами солнца тайга, от быстро подсыхающих брёвен плота стал подниматься легкий парок.
- Ребята, причаливаем на завтрак! – скомандовал Папа.
Совместными усилиями еду, и чай приготовили очень быстро и менее чем через час вновь отдались на волю волн. Пока завтракали, наш плот вплыл в «тиши». Это место с очень медленным течением и очень большими глубинами – порядка десяти метров – у скал, что «росли» вверх прямо из воды на 15-20 метров. Мы все сидели в одних плавках и допивали последний чай. Вдруг Папа сказал, показывая рукой вверх:
- Гляньте, ребятки, какой красавец к нам пожаловал!
Мы задрали головы и увидели Скопу – водяного орла, да какого огромного! Размах крыльев у него был около двух метров, не меньше и он плыл в воздухе, глядя прямо на нас. Белая поперечная полоса у кончиков крыльев как бы подчеркивала длину крыла, а одиночные перья по концам крыльев, словно пальцы человека трепетали и подрагивали. Он плыл то совсем рядом, то лениво взмахнув пару раз крылами поднимался выше скал. Иногда он совершал несколько кругов на высоте. В какой-то момент у меня снова появилось чувство постороннего взгляда, чувство давления на голову и вдруг появилась отчетливая мысль: кристалл надо потихоньку достать и отпустить в воду, именно здесь, на глубине.… Я уже стал прикидывать, как сделать это незаметно, но тут Лысый, встав в позу, откашлялся и, выкинув вперед руку, начал торжественно и с выражением декламировать:
- Над седой равниной моря гордо реет … - но неожиданно поперхнулся, а Володька, с невинной мордой, продолжил:
- Гордо реет Голда Меир!
Несколько секунд царила оглушительная тишина, а потом раздалось настоящее лошадиное ржанье в пять глоток. Я, погруженный свои переживания, в свои мысли, сначала не «въехал» в смысл сказанного. Но потом живо представил как пожилая женщина с седыми, слегка волнистыми волосами собранными сзади на затылке в тугой клубок, суетливо взмахивая тонкими старческими руками покрытых широкой шалью-крылом, «гордо реет над седой равниной моря» и тоже взорвался безудержным и слегка нервным смехом:
- Голда …. ха-ха-ха … Меир …ха-ха-ха … гордо … реет … хи-хи-хи …
Смеялись мы этому каламбуру долго, и с этим смехом у меня стало исчезать то внутреннее напряжение, что давило все эти последние дни. На душе стало спокойно и легко. Все напряжение, что я испытывал с момента возвращения со скалы – исчезло! Совсем исчезло. И Скопа, будто почуяв что-то, а может, просто испугавшись нашего громогласного смеха, накренила тело, взмахнула крыльями и навсегда исчезла за краем скалы.
В этот же момент наш плот, миновав скалу, вывернул на длинный, прямой, многокилометровый плёс. Вода блистала многочисленными лучиками отраженного солнечного света, и река впереди казалась сказочной дорогой – прямой и гладкой ….
Река детства несла нас по этой дороге в другую, взрослую жизнь.
Читать далее "Эпилог" ⇒