Встречи с Астафьевым

Владимир Величко

Все промелькнет и струйкой неустанной
Бесчисленных песчинок поглотится
И, времени случайная частица,
Как время зыбкий я за ними кану.
Х.Л.Борхес

Однажды, поздней осенью, когда я был на очередной учебе в Городе, приятель предложил составить ему компанию для поездки в районный центр, что расположен в 150 км на юго-запад от Красноярска. Я охотно согласился и даже обрадовался этому предложению! Ведь ехать туда надо было через Овсянку – деревню, где похоронен Виктор Петрович Астафьев и мне давно хотелось поклониться праху Писателя, да все случай не выпадал. Выехали ранним утром, еще по сумеркам. Дорога, туда тянется по правому берегу Енисея. Сначала по самому городу и его пригородам, а затем, после отворота, на любимые «Столбы», она уходит в тайгу и сильно петляет: то в горы поднимается, то спускается к самой реке. Свинцово-серая вода Енисея парит и даже от одного ее вида в жарком салоне нашей машины, делается как-то зябко! Мы едем медленно – скользко! - да и сплошные горные серпантины не дают разогнаться. Вот и Овсянка – маленькая и очень аккуратная деревушка на высоком берегу реки. У прохожего спросили направление, подъехали к кладбищу и пошли к Виктору Петровичу. Дорожка к могилке аккуратно и широко расчищена. Видно, что люди здесь часто бывают. Вот уж воистину, сюда не зарастет народная тропа! У мраморного памятника цветы. Возле них граненый стакан с прозрачной жидкостью. Стакан какой-то замызганный, край его расколот…. Сверху - кусочек мерзлого хлеба! Снег … тишина … пустота! Посидели несколько минут, помолчали. Многое вспомнилось. И встречи с Виктором Петровичем и их распри с Бушковым. … Эх, жизнь, ты жизнь, неровная дорога!

- Вовка – будто подслушав эти мысли, сказал вдруг приятель – расскажи о Викторе Петровиче? Ты ж знал его! Расскажи?

- Да, ну! Разве ж это знал? Полтора раза то и виделись всего.

- Вот и расскажи про эти полтора раза – настаивал приятель.

- Ладно! Только пошли в машину, холодно что-то! По дороге и расскажу … ехать то еще добрый час….

В салоне машины еще не выстыло. Володька достал термос с крепким-крепким – нашим! - таежным чаем. Налили. Молча сделали по паре глотков. Вроде как помянули Виктора Петровича…. Потом еще немного постояли и двинулись дальше.

- А ты, друг мой сердешный – спросил я у своего тезки – что у Астафьева читал?

- Ну, … «Царь-рыбу» читал,… «Печальный детектив» – перечислил Володька. Еще читал его рассказы о бабушке – пару минут подумав, радостно добавил он….

- Ладно, расскажу - потом помолчал, мысленно компонуя воспоминания, и начал:

- Ну, что? … Виктор Петрович Астафьев, коренной сибиряк. Родился в 1924 году здесь, в деревне Овсянка. То есть детство свое он провел абсолютно в тех же условиях, что и я – примерно такая же сибирская, глухая деревушка, расположенная на берегу той же реки - Енисея. Наверное, потому его рассказы, да и многие другие произведения мне очень близки, дороги и понятны. Они - объективно хороши! И рассказы и деревушки хороши - после небольшого раздумья добавил я. Ну, биографию его описывать не стану. Буде такая необходимость - прервал я свой рассказ - ты легко её найдешь и ознакомишься на досуге, а потом продолжил:

- С Астафьевым меня познакомил мой папа, участник, как и Виктор Петрович, Великой Отечественной войны, красноярский журналист, писатель и поэт. Я, естественно, зная о знакомстве родителя с Писателем, давно намекал ему, о том, что б он меня познакомил с мэтром. И вот, году в 86-87 такая встреча состоялась. Папа меня позвал в редакцию газеты «Красноярский Рабочий», где должна была состояться встреча журналистов с Писателем. К сожалению - исключительно по своему разгильдяйству - я прилично опоздал к началу и захватил лишь конец разговора писателя с журналистами. Все уже сползлись к столу писателя, обступили его, и шел треп на различные темы. Ростом Писатель был невысок. Довольно густая, седая шевелюра, неровное, с оспинами лицо и располагающий голос: этакий тенорок с хрипотцой. Правда в манерах его ощущалась некоторая вальяжность. Но она была какая – то не обидная, достойная, что ли! Минут через тридцать все постепенно рассосались и остались человек 6-7. Все предвкушали неофициально-банкетную часть встречи. Знаете, этакая всеобщая приподнятость настроения в предвкушении скорой выпивки. (Журналюги то тех времен – все «трезвенники» сплошь были!). Да и Виктор Петрович, играя блестящими глазками, уже ручки потирал с довольным видом. И вот в ходе разговора, он вдруг обращается к папе:

- Э-э-э … Михаил Федорович…э-э-э, простите … забыл, как Вас зовут? – Тут все как грохнули! Ну, отсмеялись, папа меня Виктору Петровичу и представил. Пожал я руку мэтру, он дежурно порасспросил меня о житье - бытье, и все пошли пить водочку. Я сидел с ними всю …э-э-э … всё застолье. Сам, к счастью, почти не пил. Слушал и смотрел. Астафьев мне тогда понравился. Знаете, такой хитрый, рассудительный мужичек - крестьянин. Спокоен. Говорил интересно. Ничего сногсшибательного, но все - разумно и основательно. Махнул он тогда грамм 300-400 водочки, не меньше, а может и всю поллитру. Потом пели. Голос у мэтра. был неплох. Прямо тенор, хоть и надтреснутый. Исполнили множество песен: и об удалом Хазбулате, и о бродяге, что заплутал в диких степях Забайкалья. Пели и песни времен войны. Исполняли они их с чувством, даже со слезой - я это хорошо запомнил. Потому мне и были удивительны последующие высказывания Астафьева о войне. Один раз я бегал им за водкой – как самый молодой из допущенных к лицезрению. Виктор Петрович уехал сам, крепко держась на ногах. Папу же я слегка поддерживал по пути домой. Вот такая короткая встреча состоялась на закате Советской власти в редакции одной из Красноярских газет.

Тут рассказ сам собой прервался, так как, миновав Дивногорск, мы въехали на мост через Енисей, с которого открывался великолепный вид на плотину Красноярской ГЭС, на ее нижний бьеф. Пропустить это великолепное и грандиозное зрелище рукотворного водопада никак было нельзя! Потом дорога, перебежав на левый берег, снова запетляла по горам. … И вот он - перевал! Перед глазами долина Чулыма. Солнечно и ясно! Все видно далеко–далеко – кажется до самой Хакасии! Снега, снега! Спуск длинный и пологий.

- Ну, давай, Вовка дальше рассказывай. Интересно! – нетерпеливо напомнил приятель и я, очнувшись, от созерцания красот, продолжил:

- Тот вечер в редакции единственное, длительное общение с Астафьевым. Повторюсь еще раз: он меня не разочаровал. Понимаешь о чем я? Иногда страшно встретиться с человеком, о котором много слышал. А вдруг имеющийся и сложившийся в голове образ окажется лучше, чем реальный человек? Страшно встречаться с титанами! Так вот, Астафьев меня … порадовал. Вернее немного не так, … а как бы это сказать – он оказался не хуже, а даже, пожалуй, лучше, чем его образ, созданный воображением. Я не могу сказать, что в него влюбился. Нет, отнюдь нет! Обычный мужичок. Умный, но не интеллектуал. Он внушал уважение. Интересно говорил. Вроде и ничего сногсшибательного, но как-то емко, веско. Но не безапелляционно! Понравилось, что он выглядел среди рядовых журналюг не мэтром с указующим перстом, а равным среди равных. Пару раз запускал сочный матерок – но не злоупотреблял этими идиомами. Понравилось, что, не чинясь, пил водочку, сам подливал соседям…. Жадности к сему напитку не заметил. Выпив пару рюмок – покраснел, слегка разгорячился, снял мягкий, толстый пуловер….

Второй раз я его увидел году в 1994, может в1995. Было это на одной из улиц Красноярска, в Академгородке. Время года – то ли поздняя осень, то ли ранняя зима. Было довольно холодно, градусов около 20 и почти бесснежно. Время – около 10 утра, посему час пик миновал. Я стоял и потихоньку замерзал, поскольку автобуса все не было, а одет я был явно не по сезону. Остановка автобуса была пустая. Вдруг, смотрю, к остановке подходит дядя в шикарной длинной дубленке и великолепной шапке – типа пыжиковой. По тем временам – одеяние богатое, редко встречаемое. Знаете – образ дореволюционного, холеного, классического купца! На ногах же и вообще – не виданные ранее мной, шикарные, зимние кроссовки. (Жена потом, просветила, что они жуткая редкость, а стоят 2-3 месячную зарплату врача тех времен!) Вдруг, я с изумлением узнаю, в этом «купчике» Виктора Петровича. И, вот представьте: подходит сей шикарно и дорого одетый мужчина и, не обращая внимания на меня – прямо к мусорной урне. Там, зажав пальцем одну ноздрю, шумно, звучно сморкнулся другой, выдув из ее нутра приличный объем естественного содержимого. Затем поменял палец и повторил процедуру…. После этого Виктор Петрович поднял глаза, пару секунд меня разглядывал, а затем сказал:

- Все это х …я, Вовка, лишь бы не было войны - и тут же вскочив в подошедший автобус, уехал ….

Я – обалдел! Другого слова просто и не подобрать. Стоял, и с открытым ртом изображал идиота! Вот здесь, Виктор Петрович меня поразил!!! Сочетание шикарно одетого человека – и не простого человека! - и чисто дворницко-крестьянской манеры. Это - во первых! Во вторых! С момента нашего знакомства прошло лет семь-восемь, а он сразу вспомнил меня по имени!!! Я был убит, шокирован, обрадован, поражен этим событием! Посему, срочно взял бутылку и поехал к другу делиться новостями. Делились мы долго и упорно, но это уже совсем другая история!

Я снова помолчал, заново вспоминая и переживая те чувства, и коротко досказал:

- Последний раз видел я Астафьева года за два до его кончины, да и то мельком. В зале, после какого-то заседания. Он шел между рядами. Лицо было брюзгливо – высокомерное, красное, злое. Глаза – колючие. Встретился с ним на секунду взглядом и не прочитал в нем ничего! Совсем другой человек шел. Третий, явно отличающийся от тех двух. Причем в худшую сторону….

- Вот и все мои встречи с Виктором Петровичем Астафьевым – закончил я свой рассказ. И вовремя! Ибо вдали показались домики райцентра - места нашего назначения. Там мы проторчали целый день, устали прилично и в обратный путь выехали поздно, уже по сумеркам. Деревню Овсянку миновали ночью, и, соответственно, к могилке писателя больше не завернули…