Вы здесь

Жила была Девочка

Часть 1.


Значит нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит кто – то нас вдруг
В темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
И. Бродский

Пассажирский поезд, перевалив Уральские горы, уже добрых три часа катил среди снежной пустоты, в которой не было ничего - ни людей, ни домов, ни деревьев. Даже горизонт и тот был не виден. Казалось, небо так долго смотрело на стылую, заснеженную землю, что и само стало таким же холодным и белым – совсем неотличимым от снега. Ей вдруг вспомнился певец холода и снегов Верхарн:

Тяжелый снег как саван лег
На все развилины дорог …
Повсюду снег бесплотный, белый,
Снег призрачный и омертвелый,
Снег призрачный и неизменный,
Неистово- самозабвенный
В бескрайней пустоте и холоде Вселенной.

Эти строки вспыхивали и вспыхивали в памяти, попадая в ритм стука колес и слушая его ей казалось, что это само время звучит в сознании – стук…снег…стук…снег. И так до бесконечности - стук … снег …стук …снег. Девочка, откинувшись на стенку купе, все вглядывалась и вглядывалась в бескрайние сибирские просторы и, порой ей казалось, что поезд стоит на месте и только подрагивает на каких-то гигантских весах… И так будет продолжаться бесконечно, и она никуда и никогда не приедет …

В одном южном городе жила Девочка. Хотя почему в южном? Для жителя Мурманска и Москва будет казаться южным городом, а для смуглокожего обитателя какого-нибудь Сянгана или Дели эта самая Москва - далекий и холодный север. Ладно, пусть будет так: в одном большом научном и промышленном городе жила была Девочка. Папа у неё был хирургом, да не простым, а хорошим, ибо работал он в скромной сельской больнице, что находилась рядышком с этим городом. А так как больница была сельская, то врачи там умели делать все! Вот и папа этой девочки знал и умел все! Он мог и роды принять, и успокоить буйного больного, и со старенькой бабушкой мог так задушевно поговорить, что у неё настроение сразу делалось хорошим, сон улучшался, а все болячки забывались. А уж хирургом он был таким, что к нему приезжали лечиться даже жители этого большого города! Ведь для папы этой Девочки образцом врача, хирурга и вообще Человека был бессмертный доктор Устименко, который тоже когда-то жил и учился в этом же большом городе! Мама у Девочки была – как ей и положено быть - мамой! Она воспитывала дочь. Воспитывала и очень любила. И папу она любила. Поэтому когда Девочка выросла и окончила школу, она с радостью одобрила выбор дочери – пойти учиться на врача. Девочка хотела стать хирургом, как и её папа. И она подала заявление в медицинский институт. И … провалилась на вступительном экзамене. Не поступила! Что ж, бывает! Как водится, это стало трагедией, первой трагедией в её начинающейся жизни. Мама тоже очень переживала. И за Девочку, и за папу! Раскроем секрет. Перед экзаменами мама очень просила папу, что бы он посодействовал, любимой доченьке в поступлении, ибо многих экзаменаторов папа знал лично и со многими вместе учился! Однако папа сказал, что врач должен быть врачом и что это высокое звание он должен выстрадать и заслужить, что молодой человек должен в медицину войти с гордо поднятой головой, с красного крыльца, а не прокрасться туда через черный ход! Сказал – как отрезал! Поэтому «содействовать» поступлению в институт родной дочери отказался.

Папа тоже очень переживал эту неудачу. Поэтому он сделал в этой ситуации все что мог – взял Девочку за руку и отвел её на кафедру хирургии медицинского института, где Профессором был его учитель, очень известный хирург. Пусть, мол, Девочка годик поработает лаборанткой на такой сугубо врачебной кафедре, пусть понюхает сама, чем пахнет настоящая, а не выдуманная медицина, а там будет видно! Так состоялось первое, настоящее знакомство Девочки с медициной. С той медициной, о которой не сильно-то рассказывают в книжках и не показывают в кино. Ей пришлось ухаживать за тяжелыми и за очень тяжелыми больными: выносить из-под больных горшки, мыть их в постели, помогать хирургам на перевязках больных с обширными, гнойными ранами, запах от которых она ощущала даже дома поздно вечером, даже после получасового, горячего душа. Приходилось ей видеть и смерть – медицина, увы, не всесильна! Это Девочка переживала особенно сильно! Но она работала и работала. Стиснув зубы, упорно познавала изнанку жизни врача, все её не самые привлекательные стороны. И уже к Новому году она поняла, что не ошиблась с выбором профессии - она по-прежнему хочет стать врачом. У неё сложились прекрасные отношения с персоналом клиники - все ценили её работоспособность, готовность к любой работе: будь то уборка помещений, перевязка больного, заполнение документации. На врачей же Девочка вообще смотрела снизу вверх, считая их полубогами. А уж Профессор – в её глазах и вовсе был существом высшего порядка. Если и не богом, то явно его заместителем по хирургии. Он знал и умел все: оперировал больных, консультировал и учил других врачей, выступал на конференциях и ездил с лекциями. И все его слушались. Он был главным и непререкаемым авторитетом.

Однажды вечером, Девочка, убирая коридор, услышала доносящийся из кабинета Профессора жаркий и весьма азартный спор. Сначала она не могла понять, кто это так нагло и категорично осмеливается спорить с Самим! Наверное другой профессор – сначала решила Девочка. И как же она удивилась, когда увидела, что спорил совсем молодой врач – один из курсантов, приехавший к ним на учебу издалека. Её возмущению не было предела! Наглец, как он может, как осмелился перечить Её Профессору! Выскочка, неуч! Девочка обиделась за Профессора до слез…. И когда еще через несколько минут Профессор сам вышел из кабинета, она и высказала ему свое негодование этим молодым и наглым докторишкой. Взахлеб что-то говорила, утешала Профессора, что, мол, пусть он не расстраивается, что ЭТОГО – надо выгнать и так далее. Профессор послушал её гневный монолог и сказал:

- А пойдем ка дочка (он всегда так её наедине называл), раз такое дело, попьем чайку.

Вот за чаем то и произошел тот разговор, что окончательно направил её в медицину и, на многое открыл ей глаза.

В кабинете, они быстренько вскипятили чай, и Профессор, усевшись в свое кресло, прихлебывая чаёк, с легкой усмешкой разглядывая Девочку, спросил:

- Значит, обиделась за старика? Решила, что молодежь загрызает немощного дедульку?

- Да, как он смеет, кто он такой… начала снова она, однако Профессор перебил её.

- Значит, ты доченька, считаешь, что я самый главный и все со мной должны соглашаться?

- Конечно, ведь Вы столько сделали … учили … написали…

- Все это так – отдуваясь заметил он - но пойми доченька одну самую важную вещь. Самый главный в медицине вовсе не я и не другие профессора и академики. Главные – такие как, этот наглый юнец, у которого есть голова и неплохие руки и который обещает вырасти в хорошего хирурга. Главные такие как твой папа! Он уже стал очень хорошим хирургом! Главные – те тысячи и тысячи врачей: терапевтов, гинекологов, акушеров, психиатров и несть им числа…. Это они стоят за операционными столами, они принимают тысячи родов, они уставшие в холод и непогоду ходят по домам своих пациентов и так далее. Вот все они – и есть главные врачи. И именно не Главные, а просто главные. Все держится на них. Они спасают людей и возвращают им здоровье. А мы лишь пытаемся им дать что-то, …что не позволит, кому то из них в решающий момент ошибиться, а пациенту - сохранит жизнь.

- Так Профессор, если бы не было Вас, не было бы и их, правда? Вот вы и есть Главный…. Профессор усмехнулся:

- Знаешь, доченька есть такая шутливая поговорка: «Кто умеет - тот лечит, а кто не умеет – тот учит!» И хорошо, если тот, кто учит, когда то сам умел – задумчиво произнес он.

- Ну, уж Вы и сказали Профессор,… не умеете, ... учите … да если б не Вы …

Профессор усмехнулся: - Когда то и я был таким главным…там, на фронте и тогда – действительно умел и надолго замолчал, весь уйдя в воспоминания. Девочка потихоньку убрала со стола, вымыла чашки и собралась уходить, но Профессор остановил её:

- Ты, доченька сейчас может и не поняла, то что я тебе, сказал, может сейчас с этим и не согласна, но если ты станешь врачом, запомни накрепко эту мысль и помни об этом всегда – потом пригодится, обязательно пригодится! Все так и есть как я тебе только что сказал…. Все беги, милая…

Вдруг вагон внезапно и довольно резко дёрнулся, заскрежетали тормоза – поезд ощутимо замедлял ход. Девочка вернулась из прошлого и огляделась. За окном по-прежнему была сплошная белесоватая муть - ни строений, ни деревьев не было видно. Лишь ветер гнал и гнал по степи бесконечные, извивающиеся ручейки белого снега. Поезд остановился, и наступила тишина. Впрочем, через пару минут вагон плавненько тронулся, чуть слышно лязгнули вагонные сцепки, и степь снова стала отступать назад. Мимо вагонного окна проплыла лошадь, запряженная в сани, на которых стоял мужчина в длинном овчинном тулупе, светловолосый, высокий, чем-то неуловимо напомнивший ей того, к кому она ехала …

Да, тот недолгий, вечерний разговор с Профессором ей запомнился, запал в душу и Девочка стала по-другому смотреть на обучавшихся врачей. Разглядывая их, она все пыталась понять: из кого же получится врач и от чего это зависит. Особенно пристально она изучала Спорщика – так мысленно она называла того молодого врача. Но рассматривала его уже с уважением и интересом – ведь сам Профессор сказал, что он - Врач! А Спорщик, естественно, никакого внимания на Девочку не обращал. Все время пропадал то в палатах, то в операционной, то с другими врачами чертили какие-то схемы, то обложившись книгами, днями писали какие-то конспекты и спорили, спорили. А ей почему-то хотелось, что бы он посмотрел на неё, поговорил с ней, обратил на неё внимание.

Но она была очень строгой Девочкой. Девочкой, воспитанной на образах героинь Чехова и Толстого, Бунина и Тургенева. Поэтому ничего лишнего она не то что позволить, но и подумать о … лишнем не могла. Подолгу Девочка вечерами стояла перед зеркалом, разглядывая себя, и все в своей внешности ей не нравилось: и глаза-то большие, и нос-то великоват…. А какая Девочка в 17 лет будет всецело довольна своей внешностью? Наверное, никакая! Но она-то как раз была красива! Объективно красива! Высокая, стройная, гибкая, ломкая в талии с очень выразительным лицом. Лицом, которые одни называли лицом Мессалины, другие - вообще нарекли ее Джокондой! А роскошные, густые темно-русые волосы, заплетенные в тугую и толстую косу до пояса, огромные и в то же время слегка миндалевидные глаза делали её красоту необычной, какой-то особой - восточной и таинственной. Нет, нет! Никакой любви у Девочки и не было. Так, может быть легкая девичья влюбленность, и не более того

А Ей хотелось расспросить его – уже состоявшегося врача - почему он решил стать врачом и почему именно хирургом. Ей хотелось поговорить и о таинственной стране – Сибири. Ведь он приехал почти оттуда, где некогда работал знаменитый врач Устименко.

Но ничего этого не удалось сделать. Впрочем, один разговор все же состоялся, когда они случайно встретились в центре их Города, у кафе. Эта встреча и совсем короткий, вежливый разговор ни о чем, так и остались единственным совместным воспоминанием. Больше они и не встречались, и не виделись, ибо вскоре этот Врач, окончив курсы, навсегда уехал к себе …

И жизнь у Девочки потекла по-прежнему. Поступила в институт, с блеском его закончила, стала хирургом, родила дочь, поработала в районной больнице и пришла на кафедру, где и начинала свою дорогу в медицине. Там же она защитила диссертацию. Но все эти годы, она нет, нет, да и вспоминала того врача из далекой Сибири. Вспоминалась его увлеченность делом, вспоминались его руки хирурга, а по большому счету – просто вспоминалась юность и молодость.

Прошли годы, и наступившая эра интернета многое изменила в жизни людей и, как оказалось позднее – в её жизни особенно. Девочка (мы её, несмотря на прошедшие годы так и будем звать – Девочка), однажды попала на форум специалистов своего профиля. Там общались хирурги. Обсуждали специальные вопросы, обсуждали, как и кто поступает в тех или иных случаях, обсуждались и многие около медицинские проблемы. В частности в одном из разделов врачи делились кто, где и с кем учился. И однажды Девочка разглядывая чью-то групповую фотографию - врачи были сняты на крыльце клиники института, где она и работала - с замиранием сердца, среди множества лиц, увидела именно того врача из своего далекого прошлого. Того наглеца, спорившего с Профессором, того, о ком она нет-нет, да и вспоминала. Поколебавшись, она написала Человеку, приславшему эту фотографию с единственным вопросом:

- А не помнит ли уважаемый коллега вон того доктора, стоящего в том то ряду и такой то по счету слева, а если знает, то какова его судьба. Ну, а если не помнит, не мог бы он разузнать о нем у кого-то знакомых? Через пару дней, Девочке пришел ответ:

- А что мне у кого-то узнавать, коль означенный Вами индивидуум я и есть!

Девочка не могла поверить такому совпадению, невероятному совпадению! Ведь последний год она довольно часто вспоминала его: думала, каким он стал, где работает, есть ли семья, дети…

И вот тебе такой сюрприз – на запутанных дорожках электронных путей Девочке вновь встретился тот, кого она запомнила с юности.

Так у них началась переписка. Потихоньку, сначала ни о чем. О преподавателях, что тогда были в клинике, о покойном – увы! – Профессоре. Она написала о своем Городе, он о своем. Они оба оказались внутренне одинокими, чрезвычайно одинокими и письма лились одно за другими. Как-то он ей написал:

«… вдруг я пришел к мысли, что мы оба очень одиноки. Я – не смотря на свою семью. Ты - несмотря на любимую дочь, любимую преподавательскую и практическую работу. Это, какое-то внутреннее одиночество. Одиночество души. Знаешь с годами, наверное, все хирурги становятся одиночками – держат дистанцию со всеми, что б ни приведи господь привязанности к кому либо, не повлияли бы на работу.

И еще мне пришла мысль: нас обоих стали наполнять чувства и мы бурно, стремительно, зачастую сбивчиво их стараемся донести друг до друга. Пишем, пишем, выхлестывая свои мысли чувства, душу в этих строках электронных писем. Как так получилось? Почему мы нашлись так необычно? Ведь тогда – мы прошли мимо. Ты – была молода сильно, а я увлечен работой. А сейчас, когда так судьба нас необычно столкнула? Мы, как юные влюбленные, наплевав на всех, и на виду у всех прижимаемся, обнимаемся потому, что нам ни до кого нет дела, ибо мы одни – только ты и только я, а мир вокруг для нас не существует! Вот мы и заразили друг друга любовью. Мы старались донести эти чувства: я тебе – ты мне. Но какое это сильно чувство… Оно, какое, то особенное, ни на что не похожее, понимаешь?...»

А Девочка, прочитав такое письмо, впервые, написала Ему стихи:

Когда-то и где-то - то было давно
Была не с тобой, ты был с ней все равно.
Меня же ты видел, но просто забыл…
Ты сильным и страстным тогда с нею был!
Другого я милым когда-то звала,
Она же тебя от меня увела…
Мы молоды были, то было давно,
Как в старом и добром советском кино.*

А дальше все шло по нарастающей. Чувства разгорались, копились как снежный ком. Любовь – пусть и виртуальная – сначала закружила их в вихре осенних желтых листьев, затем первые зимние дни кружили их в ритме падающего снега Сальваторе Адамо и … бесконечные, бесконечные письма друг другу:

- Я знаю, что ты - моя и мне это достаточно!

- а мне нет!

-Понимаешь, у меня никогда таких чувств не было. Я ТАКОЙ любви - даже не любви, а страсти, от которой судорогой сводит тело, и глаза застилаются пеленой - никогда не знал! Не подозревал, что такое может быть!

- я всегда думала, что много раз любила, теперь знаю, что и не было у меня ничего до тебя. Все это было не Любовь! Влюбленности – да, Страсть – да, но не ЛЮБОВЬ!

-Я могу отвлечься, когда что- то делаю. Но не в силах отойти от монитора. смотрю и читаю, читаю и смотрю … я мучаюсь и схожу с ума. …

- Вот и я не могу. На работе я читаю то, что ты пишешь, а дома я это перечитываю и приходят другие слова, что в рифмы складываются и я просто я ума схожу от этого! Сегодня две пустячные операции едва закончила – и к тебе бежать, смотреть, что ты мне прислал.

-я буду молчать.

- ты можешь молчать, а когда ты молчишь, меня колотит всю, у меня губы дрожат и слезы текут - сами по себе текут, вот и сейчас текут. Я вижу, просто вижу, как у тебя судорога по лицу идет - вот с этим мне что делать, а? Пиши, немедленно, пиши, иначе я просто умру!!!

А что я должен сказать? Что мечусь по квартире из угла в угол, что ничего не могу делать, что все мысли только вокруг тебя крутятся, что твои фото то на мониторе, то на телефоне постоянно разглядываю, что настроение - минорнее не бывает, что тоска гложет. Это сказать? Но ты ведь и сама это понимаешь. Да, да я не могу с этим справиться, я не знаю, что делать мне ужасно плохо и одновременно хорошо. Я не хочу расклеиваться, я не хочу мешать тебе. Я в отпуске тебе работать надо. Вот и весь сказ. Плохо ... без тебя … Девочка! Что ж мы наделали???

Они оба понимали, что они многое друг в друге придумали, нарисовали, наделили теми чертами, которые хотели бы видеть у реальных людей. Но они понимали, что они очень, духовно близки. Они это чувствовали интуитивно, почти на грани мистики. Они стали единым целым, просто разделенными физическими просторами. И настал момент, когда она, написав стихотворение:

Позову тебя как-то в дорогу
И возьму тебя за руку, милый,
Уведу от родного порога
На чуть-чуть, на денечек от силы.
Будет сладкой и страстной дорога,
А потом познакомлю однажды
С не рожденною дочерью нашей,
Назовем ее просто - Наташей.
Назовем ее Стасей иль Нюшей,
Дарьей, Машенькой - только послушай…
Слышишь, смех тот заливистый звонкий
Только так и смеются девчонки…
Сидя где-то на облаке наша
Над бедою смеется Наташа*

села в поезд и поехала к нему через всю огромную страну.

И вот поезд уже добрых три часа катил среди снежной пустоты, в которой не было ничего - ни людей, ни домов, ни деревьев. Даже горизонт и тот был не виден. Казалось, небо так долго смотрело на стылую, заснеженную землю, что и само стало таким же холодным и белым – совсем неотличимым от снега. Ей вдруг вспомнился певец холода и снегов Верхарн:

Немы леса, моря и этот свод,
И ровный блеск его недвижный и разящий!
Никто не возмутит, никто не пресечет
Владычество снегов, покой Вселенной спящей.
Недвижность мертвая, В провалах снежной тьмы
Зажат безмолвный мир, тисками стали строгой –
И в сердце страх живет пред царствием зимы,
Боязнь огромного и ледяного Бога!

Девочка сидела и смотрела в бесконечную снежную даль, и тогда ей начинало казаться, что поезд катиться по внутренней, замкнутой поверхности огромного и необъятного бело-серого, очень холодного, снежно-ледяного шара…. И будет катиться так бесконечно. И значит, она никогда не приедет, никогда не увидит того, о ком она – может и неосознанно - мечтала все эти долгие годы…


*стихи Ольги Кмит.

Читать далее "Часть 2. Песня Арисаки" ⇒